Читать книгу "Рождение греческого полиса - Эдуард Фролов"

В ту же опасную для гаморов сторону действовал и общий экономический прогресс, обусловленный отчасти усилиями самих же крупных землевладельцев и проявлявшийся в расширении активно используемой сельскохозяйственной территории, в увеличении производства товарного зерна и других продуктов, предназначенных на продажу, в развитии в этой связи торговли и различных городских промыслов. Естественно, что все это должно было содействовать размыванию сословия гаморов, выделению из него более богатых, реально сохранявших свое значение привилегированного слоя в государстве, и обедневших, чьи амбиции становились источником напряженности и смуты. С другой стороны, экономический прогресс содействовал росту города, а вместе с тем и формированию городского демоса, масса которого непрерывно пополнялась, в особенности за счет новых партий переселенцев из Балканской Греции. Вбирая в себя изгоев всех сортов, но вместе с тем создавая постепенно и собственную, новую, преимущественно денежную знать, город становился средоточием потенциально опасных элементов, которые рано или поздно должны были поднять голову и выступить против засилия землевладельческой аристократии.

Нельзя сказать, чтобы правящая в Сиракузах группировка не ощущала опасности, которая могла исходить из этой скапливавшейся в городе массы, в особенности ввиду возможности для этой массы обрести энергичных лидеров в лице каких-либо аристократов младшей руки, мечтавших поправить свое положение любым способом. Одним из эффективных средств по предотвращению социального взрыва могло быть продолжение колонизационного движения — дальнейшая экспансия в область сикулов и вывод в их земли новых колоний, которые должны были вобрать в себя избытки сиракузского населения. И действительно, следуя примеру своей метрополии, сиракузяне уже два или три поколения спустя после основания собственного города приступили к выводу новых колоний. Разумеется, ближайшими поводами к их основанию служили чисто стратегические соображения — стремления закрепиться в отнятых у сикулов землях, но одновременно могли действовать и более общие побуждения, сводившиеся к тому, чтобы посредством вторичной, или внутренней, колонизации избавиться от опасных излишков собственного населения.

В VII в. до н. э. Сиракузы основали целый ряд таких дочерних колоний. В 665 г. в 30 км к западу от Сиракуз, в верховьях реки Анап, была заложена крепость Акры (Thuc. VI, 5, 2), и тогда же, если верить Стефану Византийскому, был заложен еще один форт Энна, вынесенный далеко на северо-запад, в глубь сикульских земель (Steph. Byz. s.v. Εννα). В 649 г. на северном побережье Сицилии при активном участии сиракузян Занклою (будущая Мессана) была основана новая колония Гимера (Thuc. VI, 5, 1), а четыре года спустя в 12 км к западу от Акр, на возвышенности Монте Казале, сиракузянами была заложена еще одна крепость Касмены (ibid, §2). Наконец, в 600 г. на южном побережье Сицилии, в устье реки Гиппариса, сиракузянами был основан город Камарина (ibid. §3; ср.: Schol. ad Pind. 01. V, 16), —самая крупная из сиракузских колоний, которая, в отличие от своих сестер, оставшихся на положении контролируемых сиракузянами крепостей, сразу же обрела статус самостоятельного, хотя поначалу и тесно связанного с метрополией, полиса.

С основанием всех этих дочерних колоний обозначились главные контуры территории, поставленной сиракузянами под свою власть или контроль. Практически это был весь юго-восточный угол Сицилии площадью около 1500 кв. миль, благодаря чему Сиракузы стали большим полисным государством, уступавшим по своим размерам среди первых греческих полисов лишь Спарте.[334] В этой обширной области сами Сиракузы и основанные ими города и крепости возвышались оплотами греческого господства над морем небольших сикульских поселений, население которых было подчинено, прикреплено к земле и низведено на положение рабов, обязанных обрабатывать наделы завоевателей.

Экспансия в сикульские земли естественно должна была принести более всего выгоды тем, кто ее направлял, т. е. правящему сословию гаморов. И хотя вывод новых колоний содействовал рассасыванию избыточного сиракузского населения и удовлетворению в какой-то степени аграрных претензий эпойков, богатство и могущество гаморов возросли в еще большей степени, так что следствием должны были стать лишь усугубление противоположности и обострение отношений между землевладельческой аристократией и остальным народом. С достижением сиракузянами к началу VI в. конечных рубежей, — а ими были области других греческих городов, Леонтин на севере и Гелы на юго-западе, — и исчерпанием, таким образом, доступного их захватам земельного фонда, дело неизбежно должно было дойти до широкого социального конфликта. Однако еще раньше обнаружились трещины в самом правящем лагере — эти первые ласточки начинающейся в государстве смуты.

В 649 г. до н.э, как уже отмечалось, какое-то —и, возможно, даже весьма значительное — количество сиракузян приняло участие в основании халкидскою Занклою Гимеры (Thuc. VI, 5, 1). Это были, по свидетельству Фукидида, представители знатного рода Милетидов, которые, очевидно, вместе со своими клиентами и приверженцами должны были покинуть родину, будучи побеждены в гражданской смуте своими противниками (φυγάδες σχάσει νικη'θέντες). Что ушедших в изгнание действительно было довольно много, доказывается указанием Фукидида на особенность основанного при их участии города: хотя установления в нем были приняты халкидские, язык сложился смешанным между халкидским (т. е. ионийским) и дорийским.

Тем не менее определение выселившихся исключительно по одному знатному роду должно служить подтверждением высказанной выше мысли, что конфликт в Сиракузах вспыхнул в среде самой знати; участие других слоев должно было быть пока еще чисто пассивным. Есть соблазн поставить эту первую смуту в Сиракузах в связь с политическими пертурбациями в метрополии сиракузян, в Коринфе, где незадолго до того также вспыхнула смута, завершившаяся падением Бакхиадов, изгнанием их из города и утверждением Кипселидов. Эхо этой революции должно было докатиться и до коринфских колоний, и если у власти в них стояли родственные Бакхиадам кланы, то, возможно, им пришлось испытать неприятности.

Однако, кем бы ни были побежденные и изгнанные Милетиды, общий аристократический характер сиракузской конституции остался без изменений. Справились гаморы и с другим потрясением, которое случилось, по-видимому, уже на рубеже VII-VI вв. до н. э. Диодор рассказывает, как некий Агафокл, человек, очевидно, знатный и богатый, будучи избран попечителем строительства храма Афины, воспользовался своим назначением и употребил камень, предназначенный для сооружения святилища, на возведение себе, — возможно, там же, на Ортигии, где строился храм, — роскошного дома. Разгневанное святотатством божество поразило молнией и спалило дом вместе с нечестивцем, что не помешало гаморам, со своей стороны, учинить посмертное разбирательство дела Агафокла и вынести суровый вердикт. Невзирая на протесты наследников, которые указывали, что Агафокл расплатился за взятый камень из своего кармана, гаморы присудили его имущество к конфискации, а участок из-под дома предали проклятию и запретили кому бы то ни было вступать на него (Diod., fr. VIII, 9).