Читать книгу "Большая игра Слепого - Андрей Воронин"

– Ты уже здесь? – изумленно воскликнул генерал.

– Здесь, Федор Филиппович.

– А кофе пахнет! – с вожделением, как голодный о куске жареного мяса с луком, вздохнул Потапчук и добавил, подражая Глебу Сиверову:

– Как в буфете на вокзале.

Этим своим вздохом Потапчук чем-то напомнил Слепому Скуратовича, и он не сразу сообразил, что генерал подтрунивает над ним.

– Не правда ваша, Федор Филиппович! На вокзале в буфете пахнет не таким кофе. Если уж говорить начистоту, то там варят кофе по другому рецепту, как раз по тому, по какому варите и вы.

– Растворимый кофе не варят.

– Простите, запамятовал.

Генерал на шутку Глеба не обиделся. Он подошел, протянул руку, и Сиверов ответил на рукопожатие.

Генерал Потапчук не любил первым начинать разговор, и он молча ждал, что скажет Глеб.

А тот тоже молчал, словно испытывая терпение Федора Филипповича.

И Потапчук не выдержал:

– Ну, говори, чего молчишь, как пленный партизан на допросе?

Сиверов опустил руку в спортивную сумку, вытащил блокнот, вырвал из него две страницы и положил перед генералом. Это были рисунки старика Скуратовича – два портрета, выполненные шариковой ручкой Глеба.

– Как вы думаете, Федор Филиппович, кто здесь изображен?

Генерал водрузил на тонкий нос очки с толстыми стеклами в массивной роговой оправе, потер ладонями виски, словно унимая нестерпимую головную боль, подвинул к себе оба рисунка, положил их рядышком, выровняв по верхней кромке, и с интересом стал всматриваться в изображения. Он понимал, что Глеб не просто показывает ему картинки, что, скорее всего, в этих двух портретах – ключ к решению задачи, не дававшей ему покоя.

– Так как по-вашему, Федор Филиппович, кто это? – повторил свой вопрос Глеб.

Генерал рассмеялся, но беззлобно:

– Вот эта карикатура, – он ногтем указательного пальца прикоснулся к портрету Сиверова, – вроде бы на тебя смахивает. А второй – не знаю на кого, никогда его не видел.

– А этот рисунок правда похож на меня?

– В общем-то, вполне. Хотя, на мой взгляд, ты более мужественный.

Глеб засмеялся:

– Вот это вы бросьте.

– А ты Ирине показывал, ей понравилось, она тебя узнала? – задал Потапчук сразу три вопроса.

– Некогда было. Я сразу сюда.

– Хорошо, ты похож, – сказал Потапчук, прикрыв глаза и отпив сразу несколько глотков обжигающе горячего кофе.

– Если я на себя похож, значит, и второй портрет похож на оригинал.

– А кто это?

Глеб пожал плечами:

– Вот поэтому, Федор Филиппович, я и решил с вами встретиться…

– Так кто же это такой? – нетерпеливо спросил Федор Филиппович.

– Этот мужик из вашего ведомства, из вашей службы, я имею в виду ФСБ.

– Из нашего ведомства, уверен?

– Либо работал, либо работает.

– А как его фамилия, как зовут, звание?

– Звание, вроде бы, майор, фамилии, имени и отчества не знаю. Но именно этот человек интересовался коллекцией барона Отто фон Рунге в 1994 году, в феврале, – Глеб назвал число.

Генерал округлил глаза от удивления. Его люди вот уже несколько дней не вылезали из Смоленска, но такой информации не добыли, а Сиверов и из Москвы не выезжал…

– Откуда тебе это стало известно? – спросил генерал и бросил на Глеба короткий пристальный взгляд, подозревая, что тот готовит очередной сюрприз.

– Вы любите Вагнера, Федор Филиппович?

– Отстань, Глеб, ты же прекрасно знаешь, что Вагнера я не люблю.

– Вот видите! Поэтому вам никто ничего и не рассказывает. А я люблю Вагнера, особенно мне нравится его опера «Лоэнгрин».

– Что, что? – переспросил Потапчук.

– Опера «Лоэнгрин», – спокойно повторил Глеб тоном учителя, вдалбливающего урок непослушным и невнимательным детям. – Есть еще один человек, очень старый, ему тоже нравится Вагнер. Он узнал мелодию, которую я насвистывал, и на этой почве мы с ним, можно сказать, подружились.

– Что за человек?

– Василий Антонович Скуратович.

– Скуратович? Что-то больно знакомая фамилия.

– Может, она где-то и проходила по вашим бумагам, должна была проходить.

– Погоди, погоди, Глеб Петрович, кто это?

– Это хранитель Смоленского краеведческого музея.

Правда, он уволился уже давно, более двух лет тому назад. Так вот, к нему и приходил этот мужчина. Он интересовался коллекцией барона фон Рунге и показывал свое удостоверение офицера КГБ.

– Сколько, ты говоришь, лет назад этот Скуратович уволился?

– Немногим более двух лет.

– И к нему приходил этот офицер КГБ?

– Да, незадолго до увольнения.

– Так КГБ уже больше трех лет не существует, он переименован в ФСБ.

– Я это знаю, – ответил Глеб, – но я выкладываю ту информацию, которую имею.

– Слушай, откуда ты ее взял?

– Старик Скуратович рассказал. Он лежит в психиатрической клинике имени Ганнушкина, где ваш покорный слуга выполнял ваше задание. Там мы с ним и познакомились.

– Что? – генерал Потапчук подался вперед. – Старик в сумасшедшем доме рассказал тебе о каком-то сотруднике КГБ, интересовавшимся коллекцией барона фон Рунге два года назад, так?

– Да, генерал, все верно, именно так.

– И ты поверил сумасшедшему?

– Поверил, потому что у меня нет оснований ему не верить. Лечащему врачу он врать будет, а мне с какой стати? Тем более, видите, как похоже он нарисовал меня? Скорее всего, что и этот мужчина похож.

– Тебя он видел, когда рисовал. А того мужика через два года припомнил?

– Лучшего свидетеля у меня нет, да и у вас, кажется, тоже.

– Не зная фамилии, – генерал пожал плечами, – имея лишь этот портрет, найти офицера КГБ? В принципе, все это проблематично… Да и как-то мне не верится в эту историю. Может, это все вообще бред больного?

– Воля ваша, Федор Филиппович, но я почему-то чувствую, что это верная ниточка и, возможно, единственная.

– Да ты представляешь, Глеб Петрович, чтобы залезть в архив, в картотеку, в личные дела офицеров нужно специальное разрешение. Придется просмотреть сотни личных дел. В надежде, что авось повезет, рисунок безумного старика совпадет с фотографией.

– То-то будет удача, – незлобно, но в тон Потапчуку, рассмеялся Сиверов.