Читать книгу "Эвита. Женщина с хлыстом - Мэри Мейн"

Перон бежал в Парагвай, оттуда – в Панаму, затем в Санта-Доминго, или, как его называли, Сьюдад Трухильо, и наконец в Мадрид. Ему было нелегко найти себе постоянное место. Перон был истинным аргентинским macho, и он не мог жить без женщины. После смерти Эвиты ее наиболее преданные последовательницы обвиняли его в «похождениях» с несовершеннолетними школьницами в президентской резиденции в Оливос. В Панама-Сити он встретил юную аргентинскую танцовщицу из кабаре, Марию Эстелу Мартинес. Она переехала с ним в Мадрид, и в 1961 году они поженились. По любым меркам Перон был невероятно богатым человеком – среди бесконечных слухов, циркулировавших вокруг него, была и история о том, что после смерти Эвы ее счет в швейцарском банке обнаружен не был. Он и Изабелита, как стали называть его третью жену, жили в роскоши на фешенебельной, хорошо охраняемой вилле в элитном районе Пуерто де Гиерро в пригороде Мадрида.

Здесь он продолжал принимать верных ему делегатов от профсоюзов и членов перонистской партии. В то время как один губительный режим в Аргентине сменял другой, за семнадцать лет после отставки Перона в стране было пять военных и три гражданских правительства, медленный поток визитеров в роскошный дом в Пуерто де Гиерро превратился в потоп. Эйфория, последовавшая за падением Перона, быстро рассеялась. Цены продолжали расти, коррупция распространялась повсюду, а насилие очень быстро стало образом жизни. Перон однажды не без юмора заметил: «Дело не в том, что мы были такими хорошими, а в том, что те, кто последовал за нами, были так плохи, что мы стали выглядеть лучше, чем мы есть». Даже самые безнадежные консерваторы начали верить, что Перон, который оставил страну в хаосе, возможно, единственный, кто восстановит спокойствие.

Перон был гениальным обманщиком. Justicia-lismo, который он проповедовал, был, как он объяснял, средним путем между капитализмом и коммунизмом и позволял ему каждого, кто к нему приходил, убеждать в своем сочувствии. Военным и бизнесменам он обещал спокойствие и процветание; молодому поколению, которое не могло помнить, насколько деспотическим был его режим, он обещал справедливость и новый общественный строй. Эта политическая неопределенность вполне могла открыть ящик Пандоры перед его соотечественниками.

Сам Перон, похоже, не торопился расставаться со своей привольной жизнью в Пуерто де Гиерро, где Изабелита тщательно следила за его питанием и оберегала его от чересчур настырных визитеров. Ему было за семьдесят, он все быстрее уставал и, как утверждали его враги, все больше дряхлел. На свете еще очень многие желали ему смерти. И только тело, лежащее под чужим именем на кладбище Мусокко, не давало ему покоя.

Тайна исчезновения Эвы многое прибавила к легенде о ней. Бедняки в Аргентине помнили лишь светлые надежды, которые, как им казалось, она дарила. Она стала культовой фигурой для нового поколения, которое скандировало: «Эва живет». «Монтонерос», молодежная крайне левая террористическая группировка, утверждала: «Если бы Эвита была жива, она была бы монтонеро».

Не раз Перон просил генералиссимуса Франко разрешить ему перевезти ее тело в Мадрид, но Франко, который не выказал сиюминутной готовности принять Перона, отказал. В 1971 году он смягчился. Возможно, это произошло потому, что генерал Алехандро Лануссе, последний, кто прибрал к рукам власть в Аргентине, оказался под давлением перонистской партии и использовал в ее целях свое влияние. Вероятно, Франко, который всегда держал нос по ветру, почувствовал, что надвигаются перемены.

В июне 1971 года человек, который назвался Карлосом Магги, братом несуществующей Марии Магги, получил разрешение от властей Милана эксгумировать тело. Внешний деревянный каркас сгнил, но сам гроб, который, как говорили, был сделан из серебра, находился в превосходном состоянии – так же, как и тело: лицо покойницы можно было разглядеть через стеклянное окошко в крышке. Человек, называвший себя Карлосом Магги, сопроводил тело в катафалке вдоль границы Франции на виллу под Мадридом.

У нас нет сведений о том, как его там приняли, но похоже, что, несмотря на личные чувства, Изабелита приняла тело своей предшественницы с таким благоговением, словно то были мощи святой.

Аргентинские военные к тому времени утратили всякие иллюзии касательно своей способности восстановить порядок в стране. Инфляция достигла приблизительно семи процентов в год и все еще росла, иностранцы отзывали из страны капиталы, мясо люди могли себе позволить только раз в две недели – в стране, гордостью которой была говядина! – а количество взрывов и убийств возросло. Ланусс провозгласил, что в 1973 году будут проведены всеобщие выборы, первые за десятилетие. Стало ясно, что без сотрудничества с перонистами невозможно будет добиться никакой мирной передачи власти, а перонисты тем временем, похоже, были не в состоянии сотрудничать даже друг с другом. Под знаменем Перона сплотились бизнесмены и маоисты, военные и террористы, и разногласия в перонистских рядах все возрастали и становились неконтролируемыми. Был только один человек, который мог, как считал Ланусс, их устранить, и генерал неохотно заявил, что, если Перон вернется домой, он будет желанным гостем. Не было никаких упоминаний о теле Эвы. Даже говорить об этом было слишком опасно.

Перон вместе с Изабелитой вернулся в ноябре 1972 года, и его возвращение разочаровало и его, и его последователей. Усталый пожилой человек, который шагнул под дождь с чартерного самолета «Алиталии», небрежно помахал толпе и заторопился к ожидающему его автомобилю, больше не был тем пламенным caudillo[36], который плечом прокладывал себе дорогу сквозь тянувшуюся к нему руками и кричащую толпу. Не та была и толпа, приветствовавшая его, лишь около шестисот человек, причем большинство газетчики, собралось в аэропорту Эсейса. Тысячи людей с флагами и барабанами, обещанные Перону перонистской партией, были оттеснены войсками. Сам город словно вымер. Ланусс, дабы избежать демонстраций, заявил, что это будет день принудительного отдыха, тогда как ГКТ призвала ко всеобщей забастовке, чтобы позволить «людям без пиджаков» приветствовать своего вернувшегося домой героя.

Перон так долго бездельничал, ожидая возвращения, что пропустил августовский срок, который позволил бы его имени появиться в бюллетенях для мартовского голосования. Негодуя, поскольку Ланусс не поменял ради него порядок, чувствуя, что официальные лица им пренебрегают, и будучи разочарован приемом, Перон через четыре недели снова покинул страну, немногим более торжественно, чем когда бежал на уругвайском военном катере в Уругвай. Они с Изабелитой вернулись в Мадрид и стали ждать результатов выборов.

Если появление Перона несколько разочаровало народ, имена Эвы и Перона ничуть не потеряли своего былого волшебного очарования. Стены домов в Буэнос-Айресе украшали их портреты, словно они продолжали править страной. Человек, которого Перон рассчитывал выставить вместо себя, Эктор Кампора, малоизвестный политик, не отличавшийся ничем, кроме рабской преданности Перону, победил под лозунгом: «Кампору в правительство! Перона к власти!» Он подал в отставку через пятьдесят дней после инаугурации, и Перон, который с триумфом вернулся в июне, был выбран на третий срок в сентябре, с Изабелитой в роли помощника.