Читать книгу "Глиняный колосс - Станислав Смакотин"

Твердая рука останавливает меня уже на бегу. Будто локоть угодил в капкан.

— Стойте же, Вячеслав Викторович… — Мищенко оглядывается на дверь кабинета. — Не спешите…

Я непонимающе смотрю в шальные глаза. Чего ты опять удумал, Пал Ваныч?

— …Посмотрите же на себя. Ничего необычного не находите?

Что не так? Я Слава Смирнов, а чего еще?..

— Насколько я понимаю, необходимо объяснение, почему вы не поручик, а простой казак? И не лучше ли будет, если протекцию сделаю я?.. — Прищуривается, становясь серьезным. — Генерал Мищенко? Впрочем, решать вам.

Я замираю в нерешительности. Если бы это предложил мне кто-то другой — хрен там… Не легенда русско-японской, с огромным авторитетом в армии…

— …Скажу я немногое… — продолжает он, и лицо его становится строгим, как никогда. — То, что вы сами вряд ли о себе расскажете, насколько я вас знаю, господин Смирнов. — Рука его разжимается, освобождая меня. — Но избранница ваша — обязана об этом знать. Люди часто бывают слишком скромны, и не всегда это идет им на пользу…

Ровные шаги гулко отдаются по коридору, удаляясь.

Прислонившись к стене, я тоскливо считаю секунды. Часто они летят, незаметно составляя из себя часы и даже сутки. А теперь вот… Сейчас я легко могу ощутить каждую, что миновала. Задержавшись в ней, прожив даже целую жизнь в этом длинном, бесконечном временном отрезке!

Окончательно измучившись после первых же десяти, я впускаю в голову самые идиотские мысли. И не стоит осуждать меня за них — кто любил по-настоящему, тот поймет… В окно сознательно не смотрю: какая-то неведомая сила не дает этого сделать.

Вот он, наверное, подошел к ней… Официальный поклон, как положено. Она, конечно, покраснела до ушей, он вежливо предлагает его выслушать. А я, получается, рассказал ему о нас? Идиот… Мало того, что сперва поручик, затем каторжник без погон, теперь вообще — рядовой казак… Так еще и трепло, выходит, последнее?.. Да она сейчас, зная эту натуру, просто сбежит оттуда, забыв меня, как страшный сон! Эх, Слава, Слава…

Окно в паре шагов, стоит лишь подойти и выглянуть. Но… Нет, не хочу! Нельзя…

А что он ей скажет? Скажет, служил-де у меня такой, и все дела? Попросил старшего по званию все объяснить? Сам не смог?!. Она тем более слушать не станет — подумает к тому же, что еще и трус! Трепло, значит, и трус последний… Ах да — каторжник и вообще непонятно кто…

Наконец, когда я, доведя себя до ручки, уже кляну себя последними словами за опрометчивость и тупость, далекий звук нарушает тишину помещения. Сердце замирает, останавливаясь. Цок, цок… Когда шел Мищенко, это звучало совсем не так!!! Топ-топ это звучало! А здесь…

Не шевелясь, я слушаю приближающиеся легкие женские шаги. Нежные и почти невесомые. Самые лучшие шаги в этом мире и всех временах!!! Клянусь!

За окном поезда непроглядная темень, лишь перестук колес да мерное покачивание говорят о том, что состав движется. За время путешествия гостем в премьерском поезде я порядком одичал — бомльшую часть времени провожу в полном одиночестве. Мне разрешено, конечно, передвигаться по вагону, даже посещать ресторан, но… Повсюду в спину дышат молчаливые телохранители из жандармерии. И временами мне начинает казаться, что мое заточение тут, в этом поезде, — немногим отличается от арестантского вагона. Лишь прутья клетки покрылись позолотой, да и та — не настоящая…

После ответной телеграммы от императора с распоряжением немедленно доставить меня в Петербург Сергей Юльевич занял принципиальную позицию: практически не разговаривает со мной сам, лишь регулярно навещая с вопросами — не нуждаюсь ли в чем… И крайне недружелюбно относится к моим контактам с кем бы то ни было… В частности, с Мищенко, что едет в этом же поезде, я виделся буквально несколько раз, да и то — мельком…

Транссиб, что мелькает за окном, произвел на меня кошмарное… Нет, даже не так. Ужасное впечатление! За внешним лоском станций с непременным начальником при полном параде (как же, такая персона едет!) и несколькими прихлебателями поблизости кроется бездонная дыра нищеты. Стоит поезду преодолеть участок перрона, как за окном немедленно возникают покосившиеся избы. Редкие купола церквей с облезшей от времени позолотой торчат будто руки утопающих. Повсюду оборванные люди, одетые непонятно во что, и — абсолютная убогость и разруха. Которая не так заметна была во Владивостоке — там армия, флот и какой-никакой, но — город с портом. Зато отчаянно бросается в глаза тут, на пересекающей Российскую империю магистрали…

На чем ты стоишь, матушка? На таких вот оборванных крестьянах? На внешнем лоске и показухе, за которой — пустота и озлобленность? И это и есть опора твоего режима? Будто колосс из глины? Глиняный колосс то бишь?..

Тусклый свет ночника очерчивает лежащую на столе газету «Столичные ведомости». От махрового числа пятидневной давности — видно, получили из встречного поезда. На первой полосе, сверху, где в советское время изображались ордена Ленина и Красного Знамени, — небольшая статья под многозначительным заголовком:

«Наместник Его Императорского Величества на Дальнем Востоке вице-адмирал Е.И. Алексеев отозван в Петербург вместе с главнокомандующим Тихоокеанской эскадрой вице-адмиралом З.П. Рожественским…»

О великом князе — ни слова. Но, подозреваю, и тот тоже едет сейчас в Петербург. Предстать пред недовольные очи его величества…

Я так и не знаю, что подвигло меня соврать им об отречении государя. Как не ведаю и о том, что премьер-министр написал его величеству в телеграмме: с текстом ее меня никто не знакомил, разумеется. Помню лишь, как загорелись у Витте глаза, когда я сообщил ему об этой своей лжи… Будто у хищника, долго выслеживающего все никак не дающуюся добычу. Которая наконец пришла к нему самолично — вот она я, бери! И, похоже, он взял…

Едва слышный скрип открываемой двери в купе — петли тут смазаны, и каждый раз я вздрагиваю от неожиданности. Как и сейчас. Очередной визит Сергея Юльевича, ясное дело… Навещает меня каждый вечер перед сном, принося свежую газету. Смешно, как в том анекдоте: «Не знаю, кого везут, но за рулем — генерал…» А мне вот — премьер-министр газеты носит… Самолично! Правда, крайне немногословен мой газетчик, лишь интересуется самочувствием и настроением.

— Как себя чувствуете? — Фигура в дверях, по обыкновению, одета в строгий костюм. Ни разу, надо сказать, не видел Витте пусть даже без галстука: всегда строг, подтянут.

— Обычно, ваше высокопревосходительство… — поднимаюсь я навстречу. — Как человек из будущего в тысяча девятьсот пятом! — пытаюсь пошутить я, но тот пропускает остроту мимо ушей.

— Я принес вам свежую газету, господин Смирнов… — бросает он на трельяж бумажный листок.

— Благодарю, ваше… — Произнося эти слова, я ожидаю хлопка двери. Однако, против обыкновения, фигура продолжает стоять, замерев на месте. — …дительство! — удивленно заканчиваю я. Что такое? В нарушение всех традиций, ты решил обсудить погоду?..