Читать книгу "Уровень. Война - Вероника Мелан"

Шумел чайник; от потонувшего в тишине браслета на сердце делалось муторно. А если его убьют, а она не узнает? Что, если враги заметят часы и будут пытать Дэйна? Не дадут тому сказать что-то важное, например, как же его все-таки спасти?

Они заговорили одновременно:

– Ани…

– Дэйн…

– У меня под кожу вшит чип. Он постоянно передает сигнал о моем местонахождении на специальный приемник. Ты должна сходить в подвал, найти навигатор и записать выдаваемую им частоту. После этого ввести ее в компьютер, чтобы получить точный адрес или хотя бы координаты этого места. Поняла? Сможешь?

Его голос казался далеким и чужим. Наверняка дело бы в страхе, что сочился от браслета к браслету, лился из бетонной комнаты с низким потолком, сюда, в кухню.

– Я… смогу. – Пакетик с заваркой так и остался лежать на дне сухого стакана – Ани забыла залить его водой. – Говори, где стоит навигатор? Куда мне идти?

Спускаешься в подвал, он сказал, и входишь в третью дверь слева, за ней окажется напичканный электроникой кабинет – ты сразу его узнаешь. Торопись, Ани, у нас мало времени…

Мало времени.

Именно об этом она думала, когда ступала на ватных ногах по ведущим в подвал ступеням.

От нервозности и страха мысли постоянно путались.

Зачем нужен вшитый под кожу чип? Это что, модно? Или это связанная с работой необходимость? Но какая такая необходимость в чипе может быть у преподавателя боевых искусств? Его часто похищают, чтобы учил приемам Сэн-Бо урийцев на далеком острове? Ну и муть лезет в голову. Наверняка, Дэйн все объяснит, когда вернется…

Так, какая дверь? Вторая или третья налево?

Памятуя о том, что комнату, под завязку набитую электроникой перепутать невозможно, Ани решила, что сначала зайдет во вторую дверь слева – на всякий случай ее проверит, а потом уже откроет третью… так надежнее…

Латунная ручка показалась ей смутно знакомой – кажется, в прошлый раз вход сюда был заперт. А теперь?

Ей повезло.

Замок второй слева двери оказался открыт.

Выключатель обнаружился слева; под потолком зажглась тусклая лампочка. Нет, электроники здесь не нашлось, да и вообще ничего не нашлось, кроме двух, стоящих друг напротив друга стульев и еще чего-то волосатого в углу.

Фу, мерзость какая…

Это ведь не енот? Не крыса? Не случайно заползшее и сдохшее от голода животное? Слушая взволнованный грохот собственного сердца, Ани осторожно втянула воздух – нет, вроде бы, разложением не пахнет.

Сама не зная для чего, она прошла мимо стульев и поддела неподвижную кучу в углу носком ноги – та сдвинулась в сторону и застыла. Не живая. Волосатая…

Это не животное… это что-то другое… парик?

Да это же парик!

У нее враз отлегло на сердце – всего лишь парик из темных, чуть вьющихся волос, а она уже, было, подумала…

Прежде чем осесть на пол с тяжелым хрипом, Ани успела развернуться и сделать два шага назад.

А потом это случилось – воздух кончился, в груди заболело, а мир, освещенный яркой вспышкой оттого, что трепыхавшаяся в глубине сознания пелена, наконец, спала, раскололся надвое.

И она неожиданно, почти захлебнувшись, в сменяющих друг друга картинках, все вспомнила.

Ее мозг горел, полыхал, а тело трясло в лихорадке.

Холодно, очень холодно… жарко…

На этом стуле она сидела, связанная… Сидела долго, мучилась жаждой, а вокруг давила, сводила с ума темнота. Потом зажегся свет, а напротив… напротив сидел он… Эльконто – самое ненавистное в жизни лицо…

Они хлынули все разом, будто внутреннюю плотину смыло, снесло невероятной силы штормом: война, война, Ивон… поход на работу в отель… война… Гранаты, выстрелы, раненная нога и единственное желание выжить – выбраться наружу, вылезти, если нужно, из кожи и отомстить…

Ани согнулась на полу, скорчилась, закрыла лицо руками и завыла.

Ее собственная квартира… Да, в том районе, рядом с тем домом, у которого стояли пустые пивные бутылки. Ругань соседей, нож под подушкой, лежащая под шкафом бомба – уже совсем готовая для того, чтобы крепить под джип…

Джип, Барт…

Ей не хватало воздуха, она задыхалась, боролась за каждый спасительный вдох, но в легкие забивалась лишь затхлая пыль – гнилая пыль, прогорклая, черная.

«А вы уже помирились?» – кудрявая бабка – соседка по улице. – «Черный цвет вам не к лицу, оставайтесь лучше блондинкой…»

Да, она была в той машине, ночевала в ней, выжидала правильного момента, чтобы, наконец, покончить со всем, но провалилась. Провалилась, как в тот раз, так и в последующий, когда целилась в Эльконто из-за деревьев… Тогда кто-то огрел ее по голове, а после она очнулась в этой самой комнате. В этой. Самой. Комнате.

Скребущие пол ногти, уткнувшийся в бетон нос и стоящая рядом ножка деревянного стула.

Что-то случилось позже, что-то… что же?!

Ее ударили… Он ее ударил… Ани помнила боль – адскую боль в локте и хруст собственных костей, но еще худшая боль танцевала внутри, потому что она проигрывала последний бой. Самый важный бой в своей недолгой и крайне неудачной жизни…

А потом она проснулась в спальне наверху.

И был доктор. И был совсем другой Дэйн – душка Дэйн, заботливый Дэйн, врущий Дэйн, Дэйн, который затеял сложный и душераздирающий спектакль «Ани, теперь я позабочусь о тебе».

Три недели – три недели она жила в доме собственного врага, готовила ему еду, старалась его развлечь, ныла о тренировках на поляне, выгуливала его собаку, строила планы…

Ей хотелось рыдать, кричать, но она все задыхалась – каталась по полу, зажимала голову руками, будто прижатые к затылку ладони могли заткнуть фонтан из адски болезненных воспоминаний, засунуть их все назад и задернуть порвавшуюся шторку.

Он читал ей книги на ночь…

Она рисовала красками…

Он играл с ней в «пожарников».

Она стригла куклу…

Он оставлял на подоконнике деньги…

Она ходила за продуктами, ждала его прихода…

В последний вечер он принес цветы…

Зачем? ЗАЧЕМ?!

Не выдержав боли, навалившегося ужаса, смешавшихся воспоминаний и отчаяния, Ани-Ра дрожащей рукой притянула к себе деревянную ножку стула, уткнулась в нее лбом, подобрала конечности под тело, словно это могло помочь укрыться от правды, а после разрыдалась. Сначала тихо, беззвучно, затем громко и душераздирающе. А еще через секунду стены тесной комнаты с лежащим в углу париком сотряс пронзительный, наполненный обидой и злостью, непохожий на человеческий крик.

Секунды, минуты… время перестало существовать.