Читать книгу "Заградотряд - Сергей Михеенков"

– Как ты думаешь, – спрашивал Кузьма, – какой мне теперь танк дадут? На «тридцатьчетвёрку» бы попасть! Вот это машина! Экипаж четыре человека. Угол наведения… Мотор – дизель, пятьсот лошадей… Наклонная броня…

– Ты и эту сожжёшь, – подал голос забинтованный с головы до пояса ополченец. – Технику любить надо. Беречь. Под огнём надо уметь маневрировать, а не лезть на рожон. Видел я, как вас возле Одоевского шоссе били. У них – одна пушка, а набила вас, всю дорогу запрудили…

У пехоты всегда претензии к танкистам, артиллеристам и лётчикам. А танкисты и пушкари всегда бранят пехоту. Эту историю Отяпов знал. С танками, да при поддержке артиллерии, отбиваться от немцев было куда легче. Случалось, и контратаковали. Но танки могли прекратить атаку перед самыми немецкими окопами и вернуться назад. А артиллерия не всегда умела подавить огневые точки, и немецкие пулемёты оживали в самое неподходящее время, когда пехота высыпала в поле и не имела никакого укрытия. Другое дело – зенитчики. Эх, молодцы ребята! Как они жгли немецкие танки!

Отяпов несколько раз спрашивал о них, живы ли? Может, кто тут лежит? На излечении? Никто ему ничего толком ответить не мог. Какие зенитчики? Какие герои? Нет тут никаких героев…

В конце концов он даже расстроился. «Как же так, – думал он, – ребята город спасли, немецкие танки возле самых домов остановили, а никто об их подвиге не знает».

В начале декабря в палату пришли сержант Курносов, Гусёк и Ванников. Отяпов увидел их, глазам не поверил, а когда догадался, что это не контузия ему икается, а самая доподлинная явь, обрадовался и чуть было не заплакал. Так его тронула забота товарищей. «Не забыли, навестили калеку, консервов вон принесли, сала и хлеба. Целый кулёк всякого довольствия. Небось от своего пайка оторвали мне на поправку…»

Самым бравым и подтянутым выглядел Гусёк. Он щеголял в белом, ещё не выгвазданном ни сажей, ни окопной грязью овчинном полушубке и высоких необмятых валенках. На плече висел такой же новенький ППШ, а на ремне штык-нож от СВТ. «Видать, на махорку выменял», – подумал о своём бравом гвардейце Отяпов.

Он сразу кивнул на шанцевый инструмент и сказал:

– Освоил новую матчасть?

– Так точно, – улыбаясь, ответил боец.

«Хороший парень», – про себя похвалил Гуська Отяпов. Хорошо, что вывел его с Рессеты. Цепкий оказался, не смотри, что на вид хлипкий и всё время дрожал. Вот уж вправду сказано: одного страх, как волк овечку придавливает, что та и не мекнет, а другого героем делает.

– Залежался ты на чистых простынях, Нил Власыч, – сказал Курносов. – Когда на выписку?

– Да уже скоро, – признался он. – Видать, что-то за городом затевается. А? – И он заговорил тише, чтобы слышали только свои: – Выписывать народ стали больше. Слыхал от санитаров такое: маршевые роты формируют, войска на передовой свежими силами пополняют.

Долго им в палате сидеть не разрешили. Попрощались. Сказали, где искать их полк, и пошли.

Когда они ушли, Кузьма, вернувшись из курилки со всегдашним «сороком» в рукаве, кивнул на дверь:

– Товарищи? Я так и понял. Хороший народ. Боевой. Такие ближе всякой родни.

– Это да… Я с ними всего повидал. Рад, что живы. – И вздохнул. – Живы, да не все.

– А ко мне никто не придёт. Все погорели. – И вдруг Кузьма объявил: – Завтра мне на медкомиссию. Буду проситься в свою бригаду. Где она теперь? Начальство знает. Механиков-водителей не хватает. Есть приказ, что нашего брата после госпиталей направлять только по прежней специальности. Как думаешь, «тридцатьчетвёрку» мне дадут?

– Дадут, Кузьма. Конечно, дадут. Ты парень ходовой, знающий. – Отяпов задумался. – А мне винтовка всегда найдётся. Хоть из склада, хоть из-под снега…

Глава седьмая

Наступление

В середине декабря 1941 года вперёд пошёл и левый фланг Западного фронта – 50-я и 10-я армии.

Из штаба фронта в штаб 50-й армии пришёл приказ: глубоким ударом на узком участке фронта выйти к Калуге и к 20 декабря овладеть городом. Задачу должна была выполнить ударная группировка, куда вошли несколько дивизий и отдельных частей. Отходящие на линию реки Оки войска 2-й танковой армии Гудериана сплошного фронта уже не имели. Лишь в крупных населённых пунктах и городках стояли немецкие гарнизоны. Однако путь на Калугу ударной группировке приходилось пробивать с боями…

Отяпов всё время посматривал на артиллеристов. «Вот чёртовы дети», – бранил он про себя «сорокапятчиков», которыми командовали два молоденьких лейтенанта. Те копошились в снегу вместе с расчётами, что-то кричали ездовым. Но ездовые, устав нахлёстывать лошадей, которые совсем выбились из сил и теперь почти беспомощно дрожали облепленными снегом боками, командиров, похоже, не слышали.

На самом деле командовал всей здешней артиллерией пожилой сержант. Невысокий ростом, коренастый, в белой каракулевой шапке, он подскакивал то к одной запряжке, то к другой, давал какое-нибудь короткое распоряжение или просто делал едва заметный жест, и расчёт дружно налегал на щит орудия, хватался за постромки, помогал лошадям осилить подъём.

Шли они уже несколько часов. Рота двигалась взводными колоннами. Тащили с собой обоз – несколько саней с боеприпасами и ротным имуществом. С ними шёл взвод «сорокапяток».

В голове колонны несколько раз вспыхивала стрельба. Но тут же всё затихало. Передовое охранение уничтожало какой-нибудь немногочисленный немецкий гарнизон в очередной деревне. Немцы вместо того, чтобы уйти, встречали колонну пулемётным и автоматным огнём. Их тут же сметали ответным огнём. По всему было видно, что противник не ждал прорыва на этом направлении и принимал авангарды группировки за мелкое подразделение или разведку.

В бой рота пока не вступала. Бойцы лишь видели в снегу на обочинах полузаметённые снегом трупы немецких солдат и полицейских. Рассматривать убитых было некогда. «Вот сволочи, – думал Отяпов, – всего-то месяц-другой, как немец здешние просторы занял, а уже желающих ему служить – орава!» Неужто и у них в Отяпах кто-нибудь из местных повязку надел? А что, очень даже может и такое случиться. Он начал перебирать в памяти всех мужиков, кого не успели забрать на войну, и не мог найти ни одного такого, на кого можно было бы подумать, что он пойдёт служить немцам. Но всё же представил, какая жуткая жизнь, должно быть, в оккупированных деревнях, и снова тревога за своих охватила его.

Командиры всё время поторапливали:

– Давай, давай, ребята! Шибче! Шибче! – сердито пробасил сквозь забитые снегом густые усы сержант-артиллерист и повелительным жестом махнул оказавшимся рядом пехотинцам.

Левая пристяжная упала на колени и испуганно заржала. Опяпов схватил её за узду и потянул на себя:

– Ну, милая, давай, тянись, недолго нам уже осталось. Светает вон, значит, скоро остановимся.

Потом начался спуск. Артиллеристы, как дети на горке, тут же повисли на длинном стволе «сорокапятки», ухватились за щит, задерживая её движение, чтобы орудие своей тяжестью не придавило передок с зарядными ящиками и не поломало ноги лошадям. Послышался смех. Опяпов, тоже ухватившись за заиндевелый наклонный щит, увидел одного из лейтенантов. Тот широко улыбался. Полушубок его был расстёгнут, потемневшая от пота гимнастёрка парила. «Ишь, разгорелся, – подумал о нём Отяпов, – как всё равно к тёще на блины едет… Видать, ещё не попадал, в настоящее-то дело. Ну, скоро будет ему и тёща, и блины, и мёрзлая глина в нос…»