Читать книгу "Чертополох. Излом - Варвара Шихарева"

А молодой господарь на меня как взглянул, так тут же и признал, да еще и сказал при всех, что, мол, подругу детства своего и матушку ее, всегда добрым словом вспоминал. Теперь же рад видеть меня в добром здравии. А после улыбнулся, словно золотым одарил…

Вновь прервав свой рассказ, Званка тяжело вздохнула, провела ладонью по лежащему на коленях платку – видно было, что девчонка вновь заново переживает ту, судьбоносную для себя встречу с тем, о ком она раньше не смела даже мечтать… А тут вдруг давнишняя греза оказалась на расстоянии вытянутой руки…

Олдер, решив, что молчание как-то слишком уж затягивается, как бы невзначай кашлянул в кулак, и лаконка, вынырнув из накативших на нее воспоминаний, вздрогнула. Виновато улыбнулась:

– Молодой Бражовец запретил нам покидать долину, ратников своих по избам разместил, а сам в нашем доме остановился. Мать моя в тягости как раз была, так что прислуживать Веилену мне и выпало. В комнате прибраться, постирать, еды принести… Ближние пытались было позубоскалить, что, мол, постель господарю надо в первую очередь не перестилать, а греть, но Вел их шутки быстро пресек.

Сказал, что перед девушками они все орлы, а как подходит время с амэнцами столкнуться, так смельчаков раз-два, и обчелся…

После этих его слов ратники не то, что шутить, а и косо смотреть в мою сторону опасались, ну, а от самого Бражовца я ни худого слова, ни окрика не слышала. Всегда только привет и улыбка – даже тогда, когда видно, что ему совсем невесело… А потом Веилен меня поцеловал…

Дело уже зимой было. Темнело рано, так что из набега Вел уже в густых сумерках вернулся. Зашел к себе, а ближний его попросил меня воды нагреть, да с ней в комнату и ушел. Я же ужин собрала, и к ним его понесла – наверняка ведь голодные…

Зашла, а там… На полу лужи грязные да измаранный кровью тулуп, на лавке – рубаха изодранная, а ближний Бражовцу рану на боку промывает, и вода, что я нагрела, уже совсем красная!

Смотрю на эту воду, и глаз отвести не могу. Я вообще-то насчет крови не пугливая, а тут вдруг сердце в пятки ушло. На деревянных ногах к столу подошла, и поднос поставила, а Веилен на меня взглянул и прошептал:

– Выйди, Званка. Не для твоих глаз.

Я и вышла. Потом всю ночь проплакала… Но к утру решила, что от слез моих Бражовцу мало проку будет, и напросилась ему помогать. Мазью из барсучьего жира рану смазывать, да повязку из чистого полотна накладывать. Вот только, несмотря на мои старания, рана у Вела воспалилась, а после лихорадка разыгралась. Тогда-то он и попросил меня подле него остаться подольше. Как я могла ему отказать?..

Два дня и две ночи я тогда возле Бражовца провела – пот со лба вытирала, отварами поила, да за руку держала, когда он в забытьи метаться начинал. Веилен, как голос мой слышал, так и успокаивался…

На третий же день жар спадать начал, а Бражовец в себя пришел и воды попросил. Напоила я его, а потом смотрю, и вижу, что глаза у него опять блестят, точно в лихорадке. Спросила – не худо ли ему, а Вел головой мотнул и прошептал что-то неразборчивое. Я склонилась, чтоб разобрать, о чем он говорит, а Бражовец, и откуда только силы взялись, вдруг притянул меня к себе, да и поцеловал. Прямо в губы, как невест целуют!

Я прочь рванулась, да и выскочила из комнаты, точно ошпаренная. Он не держал… Позвал лишь к вечеру да сказал, чтоб я его не боялась. Он, дескать, после лихорадки сам не свой был, но теперь крепко себя в руках держит и ничем меня больше не обидит.

Я только и смогла в ответ ему головой кивнуть, и все у нас стало, как прежде… Разве что смотрел на меня Бражовец иначе, словно бы с грустью, но, ни слова не говорил. Ну и я, понятное дело, молчала. Какой прок господарю от служанки окромя рубах да портков стиранных?.. Не гонит, и ладно…

Я, правда, надеялась, что коли Веилену моя работа по сердцу придется, то он, после того, как война закончится, меня в замок заберет. Тогда бы я подле него быть могла – служила бы ему, как и в Плутанках, берегла бы, как могла, а большего мне и ненадобно… Ну, это я тогда так думала…

Званка в очередной раз замолчала. Украдкой взглянула на безмолвствующего Олдера. Коснулась колечка из волос на пальце, и слегка покачала головой:

– Вот только вчера вечером с Бражовцом неладно стало. Ближних отослал, от ужина отказался, и даже ястреба своего кормить с рук не стал, а велел унести. Я, было, подумала, что оставшись один, Вел спать уляжется, однако ж свет из под двери все равно виден был, хотя и время уже позднее… Я и не удержалась – заглянула на минутку. Мало ли что? Вошла я в комнату, и вижу – Бражовец сидит вот за этим самым столом, ссутулившийся и закаменелый, и на свечу неотрывно смотрит. А лицо у него такое, точно он уже за грань ступил… Смекнула я, что плохо ему сейчас, хуже даже, чем после ранения, а как помочь, ума не приложу… Вел же настолько в свои думы ушел, что даже не услышал, как дверь скрипнула. Я ж, вместо того, чтоб уйти, подошла ближе, да и села рядом. За руку его взяла. Пусть, думаю, хоть рассердится, лишь бы не сидел один, не тосковал так страшно и люто… Бражовец вздрогнул, повернулся и спрашивает:

– Что стряслось, Званка?

А я ему:

– Ничего… – и с места не двигаюсь. А он руку мою своей прикрыл и гладит ее тихонько, а потом говорит:

– Иди спать. Время уже позднее…

А как мне его сейчас оставить?.. Я глаза закрыла, да и положила голову Бражовцу на плечо. Он не оттолкнул, только обнял и снова шепчет:

– Ты хоть понимаешь, что со мною делаешь?

А я уже не то, что отвечать – дышать боюсь. Только чувствую, что Вел меня уже по косам гладит, а потом дыхание его на своей щеке… Поцеловал он меня, осторожно так, а потом отстранился и вздохнул:

– Нету у меня времени, Званка… Теперь совсем нет…

Тут я глаза и открыла. Смотрю на него, да пытаюсь понять, о чем он речь ведет, а когда поняла, внутри у меня все точно оборвалось.

– Коли своего времени нет, так мое возьми, – говорю, – Сколько есть, без остатка. Я ведь знаю, что ты ворожить умеешь…

А Вел только улыбнулся грустно:

– Коли люб тебе, одну эту ночь возьму. Подаришь?..

А я обняла его и заплакала… Так у нас все и случилось. Были мы вместе до самого утра, а потом Бражовец у меня да у себя несколько прядок срезал, да и сплел из них кольца. Сказал, что теперь я жена ему перед богами, и другой уже не будет… Только он это сказал, как в двери и застучали. Мол, амэнцы вход в долину нашли… Вел на это лишь нахмурился слегка, словно бы знал уже об этом… А потом велел мне за околицу поглядывать, и, коли «Соколы» его побегут, и самой из деревни по тропам уходить, на том и простились…

– Но ты не ушла, – тихо произнес Олдер, и Званка кивнула:

– Не ушла. Не могу я оставить его, пусть и мертвого, среди чужих…

Тысячник опустил голову, посмотрел на свою, сжатую в кулак руку. С одной стороны, ему ничего не стоило, вызнав все необходимое, выставить девчонку за порог, но что-то в глубоко внутри самого Остена, противилось этому решению.