Читать книгу "Жити и нежити - Ирина Богатырева"

– Картошка-фри!

– Что вы ещё успели сегодня съесть? – сочувственно поинтересовалась Даша, и дети мстительно захихикали, давая понять, что скоро это станет известно всем.

Тут катафалк особенно удачно вильнул, и нас впечатало в окошко задней двери. Стало видно залитое солнцем поле и полосу берёзовых посадок вдоль него. В кювете стоял, накренившись, «Икарус».

– Ой, как наш, как наш! – заверещали девочки. – И тоже сломался!

– Как так сломался? – не поняла Даша.

– До фестиваля автобусы же давали, – объяснил папаша, – а они возьми да сломайся.

– Поэтому так и едем, – скривилась мать семейства.

– Да ладно, когда ещё живьём прокатишься в катафалке! – сострил её муж, и дети весело захохотали.

Возле «Икаруса», как у остова выброшенного на берег корабля, уже разбили палатки, там шла жизнь. Видимо, никто не надеялся уехать быстро. Наша «Газель» стала притормаживать.

– Эй, что он задумал? – заволновалась мамаша.

Окошечко в кабину приоткрылось, там появилось чьё-то лицо и спросило:

– Что, ещё местечко найдём?

– Офигел совсем?! Штабелями хочешь складывать? – возмутилась мать.

– Ой, там наши! – взвизгнула Даша. – Остановите!

– Чего? Какие ещё наши? – накинулся на неё панк.

– Варганисты!

– Предлагаешь на голову сажать? Пусть выгребают, как могут.

Но катафалк уже останавливался, и я тоже увидела их: чуть в стороне от дороги, в берёзах, стоял человек и играл на варгане. Закинув голову и закатив глаза, стоял себе и играл, и ни до чего ему не было дела, хоть все автобусы на свете сломайся. Он был худой и весь какой-то птичий, похож на журавля. Рядом с ним в такой же отрешённой позе застыла невысокая, пухленькая девушка.

– Вальдемар! – крикнула Даша, открыв заднюю дверь и высовываясь из ещё не до конца остановившейся машины, рискуя навернуться. – Вальдемар! – И неистово махала руками.

С улицы пахнуло свежестью, запахом травы, прохладой. Я закрыла глаза. Как же хотелось на волю!

– Вальдемар! Светка! Какими судьбами!

– Дашка! А ты откуда?

Оба уже лезли в кузов, кидая вперёд себя рюкзаки. Девушка тащила чёрный кофр с синтезатором. Кофр был больше её.

– Эт-то ещё куда? – возмутилась панкушка. – Тут места нет!

– Да ладно вам, – вступилась Даша. – Ребята из самой Сибири приехали, не заломало! А мы им места не найдём?

– Ничего, всё нормально, сейчас утрамбуемся, – с неожиданным деловым весельем вступился отец семейства. – Рюкзаки к стенкам. Так. Женщин и детей берём на коленки. – И первым притянул к себе свою немалого размера жену. Она хотела было снова возмутиться, но вдруг растаяла и ничего не сказала.

– Дверью хлопните, – возникло в окошечке прежнее лицо. – Поехали, что ли?

– Едем! – крикнули мы, и катафалк покатил дальше.

О, Лес… Я считала оставшиеся километры.

2

– Все праздники, приходящиеся на день летнего солнцестояния, – это праздники начала лета, нежнейшая Юлия. Не календарного, а самого настоящего лета, – говорил Юлик на вершине холма. – Известны они с незапамятных времён и встречаются почти у всех народов. Таргелион в Древней Греции, праздник середины лета в Скандинавии, Иван Купала в наших краях… Очень всё схоже. Даже поверья и обрядовая часть. Обязательно на природе, на холме, чтобы у подножия – море или река. Одним словом, вода. И у праздника обязательно две части: ночь накануне, когда бродит всякая нечисть, надо прыгать через костры и собирать целебные травы, и весь следующий день. Лунный и солнечный праздники. Греки отмечали день рождения луны, Артемиды, и её брата-близнеца, Аполлона, бога солнца. Ну а у нас был Ярило, Яр, и…

Юлик запнулся, оглянулся вокруг и хотел продолжать, потому что говорить мог часами. Он стоял на вершине холма и озирал окрестности, как полководец перед битвой. Вид сверху был и правда хорош. У подножия, как по заказу – река. Узкая, тёмная, неспешная, укутанная в зелень ив. Чуть дальше – еловый лес. А между ними – вытоптанная пустошь. С холма видно далеко окрест: перелески и речные изгибы, и палаточный город, дымы костров и людское море.

– А я читала, что раньше в этот день приносили двойную жертву, – сказала Юля. – Юношу и девушку. Самых красивых. Чтобы год был плодородным.

Юлик вгляделся в её маленькое личико.

– Нежнейшая Юлия, в кого вы такая умная? В маму?

– Я погуглила, прежде чем ехать, – надула она пухлые губки. – Как вы сказали, что за праздник будет. – И поправила очки указательным пальцем.

– Что же, стоит признать, людская память хранит порой странные, не всегда достойные моменты. Но смею вас заверить, в здешних краях жертвоприношений не было. Это там, где теплее. И очень, баснословно давно.

– Вы так уверенно говорите, будто присутствовали, – хмыкнула Юленька.

– Нет, не присутствовал, – легко согласился Юлик. – Просто наслышан.

– Опять трансовая археология? – фыркнула она.

– Пардон? – растерялся Юлик.

– А правда, что вы скоро уедете? Навсегда? – не дав ему возможности опомниться, ошарашила его вопросом Юлия.

– Мы? Кто это мы?

– Вы все. Компания ваша.

– Что вы, Юля…

На сцене врубили колонки, и полилась музыка: «На гряной неделе русалки сидели, и-ой, рано, ра-ано», – полились звонкие, сильные девичьи голоса с выкриками в конце фраз.

– А пойдёмте-ка лучше послушаем! – обрадовался Юлик.

Юля сморщила нос.

– Вот всегда вы так! Обещайте мне хотя бы, что сегодня будете прыгать со мною через костёр.

– С вами? С вами хоть в огонь, хоть в воду, нежнейшая Юлия!

Он галантно протянул ей руку и состряпал самую преданную физиономию. Юля покачала головой.

– Вот всегда вы так, – повторила она, подала ему узкую ладошку, и они вместе припустили вниз с холма.

Натужно фыркая, катафалк дотащился до поляны и, выгрузив нас, укатил на стоянку. Панки, подхватив вещи и детей, растворились в толпе. Мы же прошли совсем немного в глубь лагеря, и вдруг попали в свою среду: откуда ни возьмись нарисовался Виксентий и те, кого я не знала, но кто знал и Дашу, и приезжих сибиряков. Беспрестанно слышались возгласы, ахи, все лезли друг к другу обниматься.

Мы оказались в самой гуще толпы, и это человеческое коловращение, цветное, яркое, эмоциональное, норовило меня засосать. Меня замутило, голова закружилась, и я легла на землю, ничуть не заботясь тем, что меня затопчут. Но меня не топтали, меня обтекали, словно я была камнем. Я закрыла глаза.

– А что за фестиваль? В честь чего? – спрашивали рядом.