Читать книгу "Я - сингуляр - Юрий Никитин"

Этот прикол крутят с утра до вечера, зрители в дикомвосторге, а главное, идет по телеканалу «Культура». Это вместо устаревшихмоцартов и шубертов-мубертов всяких.

– Милый, – донесся с кухни щебечущийголосок, – я бифштекс делаю с сыром и луком! Хорошо?

– Хорошо, – крикнул я.

– И зелени немного, да? Чуть-чуть?

– Отлично, – крикнул я. – Лариска, ты вседелаешь отлично!

– Спасибо, милый, – донесся веселыйголосок, – я стараюсь…

На балконе свежий ночной ветер охладил голову, вернее, лицо,а голова стала как будто еще накаленнее. Глаза охватили панораму трех десятковдомов и широкую трассу в шесть рядов, к ней ручейками стекаются четырехрядные идвухрядные. И везде реки огоньков: сюда – бело-оранжевые, от меня – красные.

Во всех этих автомобилях – полуобезьяны, кто задержался наслужбе, где «платят хорошо, а я ниче не делаю», задержался не по работе,конечно, полуобезьяны и на службе думают только о том, как трахнуть вон ту ивон ту, говорят, обе хороши с задранными ногами на канцелярских столах… Другиевозвращаются с дискотек, балдежек, вечеринок, групповух, из игорных клубов,ресторанов…

Никто из них и не подозревает, что скоро весь этот привычныймир исчезнет буквально в одночасье. Вся цивилизация полуобезьян, именуемаячеловеческой, исчезнет настолько быстро, что полуобезьяны не успеют и пастиоткрыть в удивлении.

Наступление новой эры идет по всем фронтам, больше всегосюрпризов ждем от нанотехнологий. Как только будут созданы наноботы, то естькрохотнейшие роботы, человек начнет быстро переходить из нынешней полуобезьяныв существо, которое уже подчиняется не эволюции, а собственной воле. То естьнаконец-то сможет менять свое тело, добавлять новые органы или избавляться отстарых. Ну, избавляться я не буду, я жадный, а вот добавлю очень многое. Давообще все добавлю, что смогу ухватить. Понятно же, что полуобезьяны, чтоталдычат о прекрасности человеческого организма и невмешательстве в егобожественное устройство, останутся в обезьяннике, а мы пойдем дальше.

В нанообщество то есть. Мы перестанем быть полуобезьянами,сиречь человеками, и станем наносапиенсами. А это совсем другой мир. Вход Люше,Василисе, Демьяну, Лариске и прочим существам – заказан.

Жутковато, конечно, представить, что у того существа, кем ястану, не будет даже пола… как не будет инстинкта размножения, что постояннозаставляет нас совокупляться и совокупляться. И чем чаще, тем лучше. И разныхбаб побольше, чтоб, значит, засеять побольше грядок. Ведь то, чем засеваем, таки называется: семя.

Издалека донесся звонкий голосок:

– Милый! Все готово!

Вздохнув, я вернулся в реальность, где кухня, на кухне стол,на столе две широкие тарелки с парующими красно-коричневыми кусками мяса, соплавленным сыром сверху, посыпанные мелко нарезанной зеленью.

Лариса опустилась по ту сторону стола, светлая и сияющая.

– Чему улыбаешься? – спросил я. – Дела твоипрут в гору, знаю. Новый контракт подписала?

Она кивнула:

– Да. Контракт – это все! Но улыбаюсь не по контракту.

– А почему?

– Просто хорошо, – сообщила она.

Я посмотрел, взял нож и вилку. Мясо отделяется легко,прожарилось отлично, но нигде не подгорело, даже не пересушилось.

– Молодец, – сказал я. – В самом деле,хорошо. А ты чего не жрякаешь?

Она тоже взяла нож и вилку, но продолжала смотреть на меня,загадочно улыбаясь.

– Да так… Давно не чувствовала кайф просто отприготовленного ужина.

– Устала, – сказал я понимающе, – ничего,лопай и ложись. Это ничего, что на ночь есть вредно. При нашей жизни полезновсе.

После душа она забежала ко мне в комнату, я как раз рылся вновостях нанотехнологий, заглянула через плечо.

– А что это у тебя там за страсти? Какие-то железныежуки… Жуть, это еще и увеличенное?

Я сказал злорадно:

– Это будущий процесс вживления всяких железяк впрекрасное и совершенное тело человека, представляешь? Есть такиеученые-изуверы, что предлагают такое зверство проделать со всеми людьми.

Она зябко передернула плечами.

– Да не может быть!

– Может, – заверил я еще злораднее. – Этоназывается начало перехода в сингулярность.

Она удивилась:

– А зачем?

Я фыркнул:

– Расширит возможности человека, как они заявляют.

– А это в самом деле расширит? – спросила она ссомнением.

– В самом, – ответил я. – Да только комунужно такое расширение? Вторгаться в прекрасное человеческое тело…

Я выразительно посмотрел на ее пышные сиськи, но Ларисказадумалась, приподняла брови.

– Ну… если это вторжение, к примеру, позволит держатьверхнее ля минуту, то я бы дала вмонтировать в себя любую железку. С условием,конечно, что не будет выпирать наружу. Как вон старые имплантаты в сиськахнашей примадонны. Представляешь, прямо посреди концерта вдруг начали сползать ивыпирать краями!

Мне показалось, что я ослышался.

– Что-что? Ты позволила бы вставлять в твое телокакие-то мерзкие механические чипы?

– Почему мерзкие, – сказала она снеудовольствием. – Если улучшили бы мой голос, то ничуть не мерзкие. А чтозначит «вторгаться»? Вон Межелайтис уже третий раз ложится на липосакцию, эточто, не вторжение? И подтяжку уже делала, пусть не брешет, что только кремами.У нее щеки висели, как у бульдога! Да никакой крем не подтянет!

Я смотрел с изумлением, переспросил:

– Значит, ты не против, чтобы в твое тело запустиливсяких механических амеб, что будут в тебе копаться, рыться, перестраивать…

– Если портить, – ответила онарассудительно, – то я против. А если на пользу, то я что, совсем дура?Пусть копаются, лишь бы голос не портили… Ладно, жду в постели! Долго незасиживайся, я вырублюсь, как только лягу.

Я потащился следом, асексуал – не асексуал, а хамитьженщинам нехорошо, если надо, то надо. К счастью, с сексом уложились в триминуты, молодцы, вот что значит слаженность и притертость команды, после чегоЛариска, еще даже не отдышавшись, тут же вырубилась в моих объятиях, а яполежал тихо и медленно начал высвобождаться.

Она пробурчала что-то недовольно, ноги подергиваются,попыталась передней лапкой удержать меня, но промахнулась. Я укрыл ее заботливоодеялом и вышел на балкон.

Ночь жаркая, потому свет от луны падает теплый, розовый,даже вокруг нее двойное гало тоже розоватое, но нет в нем того призрачногохолода, что ассоциируется с ночным солнцем упырей и вурдалаков.