Читать книгу "Смерть беспозвоночным - Иоанна Хмелевская"

— Я рассчитывал, что вы отгадаете, пани Иоанна.

— От этого отгадывания я и сама скоро свихнусь. У меня упорно каждый раз всплывает какой‑то поклонник или обожатель Эвы Марш, который за одно свинство, сделанное ей, отомстил, а других не допустил. Но тут мне всю картину портит Вайхенманн, он никак в нее не вписывается.

Я приостановилась в своих рассуждениях, глянула на Гурского. Тот вроде и слушал внимательно, но явно думал о чем‑то своем.

— Очень обидело Эву издательство. Наверняка обвели ее вокруг пальца, раз им удалось продать ее книги без согласия автора, — заметил он. — Вот результаты работы их человека в тайном архиве телевидения!.. Значит, удалось обнаружить доказательства обмана в договорах и подключить их к делу.

— Но издатели‑то живы? — на всякий случай поинтересовалась я.

— Насколько мне известно — живут в жутком страхе.

— Сомневаюсь. Это ушлые парни, они и не с такими вещами справлялись, выйдут сухими из воды. Отделаются легким испугом, какой уж там жуткий страх.

— Вот я и говорю. Если бы этот рыцарь или обожатель действовал последовательно, он бы не оставил их в покое. Вам не кажется?

Я неохотно должна была признать правоту инспектора, хотя именно этим издателям зла не желала, невзирая на нанесенный мне ущерб.

— Но ведь вам нужны факты, а единственный известный мне факт… — начала я и сама себя перебила: — Так и быть, пожертвую собой, сунусь в клетку льва, то есть схожу еще раз побеседовать с пани Вишневской. Кто знает, что она еще услышала через потолок..

Гурский не успел высказать своего отношения к этой идее — зазвонил телефон. Я приложила трубку к уху.

— Больше я не выдержу! — крикнула мне в ухо Миська. — Пусть же хоть кто‑то поговорит с Петриком. У меня ни времени, ни терпения, а он разговаривал со мной, то и дело начинает астматически задыхаться, словно я — не я, а кошка. В конце концов, чем занимается ваша полиция? Мух не ловит, говорили, что непременно снимут с него показания, и до сих пор не удосужились. Целую неделю парень занимался постсинхронами, не спал, не ел, теперь его требуют в Лодзь, и он не знает, что ему делать, ехать или полицию ждать? А тут еще мамуля со своими штучками, сил нет! Сделай что‑нибудь!

— Без проблем! — заверила я девушку пользуясь тем, что полиция у меня, так сказать, под рукой. И принялась работать на два фронта. Да, полиция по–прежнему заинтересована в беседе с Петриком, но Буско–Здруй перепутал планы инспектора, он твердо решил идти дорогой моих предчувствий и намерен лично побеседовать с Петриком. Когда? Да пожалуйста, хоть сейчас. Где он в данный момент находится, твой Петрик?

— У своей мамули! — кричала в телефон обрадованная Миська. — Я ничего против его мамули не имею, мне бы такую, но вот угораздило ее как раз теперь схватить аппендицит! Вчера! С ней будет сидеть медсестра, но пока еще не приехала, так что приходится сыну сидеть с больной. Пусть твой мент сам туда едет, Петрик мамулю ни за что одну не оставит! Звоните прямо сейчас!

Чуть ли не силой я вырвала у Миськи адрес Петриковой мамули и номер сотового самого Петрика, а потом оказалось — глупо сделала, Петрик сотовый отключил, а о стационарном телефоне я не подумала. Позже узнала, что Петрик не отключал мобильника, просто у него разрядилась батарея, а зарядить ее у мамули он не мог по причине отсутствия аккумулятора.

Махнув рукой на предварительную договоренность, Гурский решил прямо от меня ехать к Петрику — авось повезет.

***

На авось понадеялась и я, отправляясь к пани Вишневской.

По дороге обдумала способ действия. Уже нельзя было притворяться, что разыскиваю ее соседей Выстшиков, которых никак не могу застать. Они как раз были, так что этот номер не пройдет. И не дай бог, если обстоятельства заставят меня и в самом деле зайти к ним. У меня уже сложилось вполне определенное мнение о папаше Эвы, и не было ни малейшего желания встречаться с ним. Не могу же я, в самом деле, войти к ним в квартиру, взглянуть молча на его рожу… и так же молча удалиться. Молча, потому что нет в моем лексиконе слов, достойных таких подонков.

Значит, мне нужна только пани Вишневская, и следовало обдумать причины — для чего нужна. Как я ей объясню причину еще одного визита. И его цели. Решила выложить ей часть правды в надежде, что услышанная сенсация заставит женщину позабыть о таких мелочах, как подозрительная настойчивость моих посещений и необходимость соблюдать приличия. Вот только какую именно часть правды можно приоткрыть?

И еще одно. Поскольку сейчас я шла именно к ней, опять же элементарные приличия обязывали меня явиться с каким‑нибудь подарком. Долго ломала голову, что подарить. Может, просто прийти с бутылкой вина? Сама пить не буду, я за рулем, так что могу не опасаться, что хозяйка примется хлопотать и накрывать на стол. Да и по всему видно — женщина из непьющих, а вино, ведь если кто в нем знает толк, то оно у каждого свое, излюбленное, поди угадай. Может, она выпила бы рюмочку сладкого? Но у меня скорей рука отсохнет, чем я куплю сладкое вино. Коробку шоколадных конфет? То же самое: обяжет хозяйку устроить хотя бы чаепитие, а этого хотелось бы избежать. К черту шоколадки! Значит, цветы. А лучше один цветочек, в горшочке. По крайней мере, хозяйке не придется разыскивать вазочку.

А лучшей темой для разговора с пани Вишневской я сочла смерть Поренча, о ней все знают, вот и поговорим.

Обшарпанный зеленый «опель» стоял у дома, но это еще ни о чем не говорило. Я уже знала, что его хозяин много ходил пешком.

Пани Вишневская оказалась дома. Я не старалась пройти бесшумно, наоборот, использовала большие возможности высоких каблуков, не напрасно же я обулась в такие туфли. На лестничной площадке я даже готова была отплясать трепака, но в этом не было необходимости. Как только я преодолела последнюю ступеньку, дверь приоткрылась.

— А, это вы! — обрадовалась пани Вишневская. — Входите, входите. Вернулся этот любитель драть горло. Но сейчас его нет, ушел куда‑то, так если вы к нему, еще успеете. Пожалуйста, входите, садитесь… О! Это мне? Надо же, какая прелесть!

Я и не возражала, гладиолус и в самом деле выглядел достойно, обещал долго цвести, и хозяйке не пришлось изображать притворное восхищение — цветок стоил расточаемых ему комплиментов. Я пробормотала что‑то насчет извинений за неудобства, вызванные моими частыми приходами, но она меня не слушала. Потрогав пальцем, не сухо ли растеньицу, она заботливо поставила мой подарок на самое лучшее место на подоконнике, потеснив его обитателей. И все время не переставая тараторила.

— Представьте, она даже зашла ко мне! Собралась в магазин, а знает, что я готовлю иногда ячменную кашу, и зашла спросить, где я ее покупаю. А я как раз знаю один киоск, где ее изредка выбрасывают. Вроде бы в санатории ему велели эту кашу есть. А сама такая довольная, пришла похвастаться, каким муж сделался хорошим, даже на экскурсии ее возил, и в Краков как‑то выбрались, а у нее в тех краях кузина, она ее уже целую вечность не видела, вот как раз и навестила. И никаких глупых номеров не отколол, даже сам вызвался ехать, по своему обыкновению только приказал: «До Зюты марш!»