Читать книгу "Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы - Юлия Кантор"

Именно результаты этих соглашений и комментировал замнаркома обороны, выступая на заседании сессии ЦИК Союза ССР:

«После соглашения о морских вооружениях Великобритании и Германии последняя закладывает большое количество кораблей, и в 1937 г. ее морской флот должен увеличиться по сравнению с 1935 г. в два раза. Но это будет лишь половина того, что предусмотрено программой. Особенно обращает на себя внимание то, что Германия строит теперь такие корабли, которые ей раньше были запрещены версальским договором»[616].

В 1937 г. высшее командование германского флота издало книгу под названием «Борьба флота против Версальского договора с 1919 по 1935 г.». В ней описаны мероприятия по уклонению от выполнения требований договора и, в частности, сказано: «Освободившись от препятствий, которые мешали нашей свободе действий в воздухе, на земле и под водой в течение 15 лет, вдохновленные пробудившимся боевым духом всего народа, вооруженные силы и, как их часть, флот, смогут теперь полностью выполнить программу вооружения»[617].

Американский исследователь И. Дойчер в работе «Сталин» так анализировал цитированное выше выступление Тухачевского ЦИКу: «Его речь привлекла внимание своим глубоким опасением гитлеровских приемов ведения войны и необычайной направленностью на обличение опасности Третьего рейха. Подчеркнутая настороженность Тухачевского резко контрастировала с неопределенностью Сталина»[618]. Это обстоятельство не могло не беспокоить «коричневый» Берлин.

Военный атташе посольства Германии в Москве Э. Кестринг писал в немецкий МИД:

«Большинство выступлений проходило под лозунгом «жить стало лучше, жить стало веселей», под импульсом стахановского движения, под знаком гордости, которая господствует в «бесклассовом» государстве социального строительства.

Из солдат выступили два юных старших лейтенанта. Их речи были бессодержательны, полны хвалы и благодарности правительству за поставку прекрасной материальной части для самолетов и танков. Это была преамбула перед выступлением Тухачевского. Военный бюджет на 1936 г. увеличился на 6,6 млрд руб. (по сравнению с 1935 г. и составил 14,8 млрд руб. (Сумма всего бюджета страны – 18,5 млрд руб.)»[619].

Рост военного бюджета, полагал Кестринг, является следствием болезненного страха Советского Союза перед нападением, вызванного завышенной оценкой наших возможностей вооружения. Сравнение советского бюджета с бюджетами других стран невозможно: он состоит из данных государственной экономики, так как частное хозяйство отсутствует. Сопоставление невозможно еще и потому, что экономика СССР оперирует бумажными рублями, соотношение которых с золотым рублем и фактическая покупательная способность которых не определены[620].

Кестринг, будучи допущенным на некоторые советские партийно-правительственные мероприятия, скрупулезно фиксировал с целью отправки в германский Генштаб данные о состоянии и тенденциях роста советских вооружений. Так он вполне легально получал ценнейшие для вермахта сведения, к которым должен был иметь доступ только узкий круг советского руководства. Таким образом германский Генштаб был информирован о росте численности сухопутных войск и совершенствовании РККА:

«С учетом опасности ситуации на Западе и Востоке необходимо изменить соотношение кадровых и территориальных сил с нынешнего 77 %: 23 % на 26 %: 74 % Мобилизационная готовность наступает путем приближения затрат мирного бюджета к военным и путем лучшей дислокации войск, то есть расположения на границе. Для этого будет осуществлен рост числа механических подразделений и кавалерии на границе.

Названная численность сухопутных войск в мирное время – 1,3 млн чел. Происходит перегруппировка в западных военных округах.

В авиации наряду со значительным расширением и ростом учебной и вспомогательной авиации предусматривается особое увеличение ВВС. Под школами летчиков и вспомогательного состава подразумевалась подготовка летного состава в системе ОСОАВИАХИМа.

После того как первые усилия по созданию подводного флота были оценены, сейчас безусловно необходимо возникновение надводного военно-морского флота»[621].

К. Шпальке после окончания Второй мировой войны вспоминал: «Весной или осенью 1936 г. на сессии Верховного Совета одной из важнейших тем были внешнеполитические отношения с Германией. По этому вопросу выступили Молотов, Литвинов и Тухачевский. В то время как выступления Молотова и Литвинова были сдержанными и сбалансированными, если сравнивать их с массой оскорблений в предшествовавших речах Гитлера, тон и содержание речи Тухачевского были почти враждебными и угрожающими. Как бы то ни было, но лояльности по отношению к Германии в ней совершенно не чувствовалось… Тухачевский превратился в рупор тех офицеров, которые больше ничего и слышать не желали о прежнем многолетнем сотрудничестве с германской армией…»[622]

Шпальке отмечал: «…Меня неприятно поразил недружественный тон Тухачевского против Германии в его последней речи. Это наводит на мысль о том, что смена настроения есть и у командиров старшего поколения. Раньше Тухачевский охотно лично участвовал в маневрах и учениях рейхсвера…Тухачевский всегда был для меня непонятной персоной. И для меня была чужда, но не удивительна, смена его политического настроения»[623]. Между тем причина этой «смены настроений» очевидна.

Кестринг же заметил некоторые ностальгические ноты в высказываниях ряда советских военных чиновников, касающихся прежних, «рапалльских», отношений двух стран. Он «имел возможность беседовать с большинством руководящих лиц армии» и заметил «глубочайшее уважение к немецкой армии». «О возможностях нашего военного строительства часто существуют гротескные представления. По мнению многих, наша армия сейчас находится уже в той готовности, которая была запланирована»[624].

Почти все, пишет Кестринг, выражали сожаление в связи с изменившимися отношениями между обеими армиями. Ощущались опасения военных замыслов Гитлера, обсуждалась ненужность войны между СССР и Германией. В связи с этим находили свое выражение ссылки на достижения и успехи русского строительства, материальной мощи Красной Армии – «она становится могучей». И следовательно, сможет дать отпор даже стремительно набирающей силу германской армии. Политической темы не касались, за исключением деклараций типа «мы снова вместе». Как весьма многозначительное он приводит высказывание командарма танковых войск: «Никогда не забуду благодарность, которую испытываю за все, чему я в нашем сотрудничестве научился, и многих друзей, которых я приобрел»[625].

В ходе беседы в октябре 1935 г. в немецком посольстве Тухачевский подчеркивал, что даже в этот период в среде «красных офицеров» оставалась громадная симпатия к германской армии. «Если бы только обе страны могли поддерживать дружбу и политические отношения, как это было в прошлом, – передает Дж. Эриксон слова Тухачевского, – они могли бы диктовать условия мира всем остальным»[626]. Находясь на официальной встрече, Тухачевский выступал в роли проводника правительственной линии, был «рупором официальной политики», согласно которой Советский Союз был готов к возобновлению прежних отношений с Германией, но на определенных условиях. Немецкие участники встречи особо выделили фразу Тухачевского, обращенную к ним: «Мы – коммунисты, и вы не должны забывать, что мы должны и дальше оставаться коммунистами»[627].