Читать книгу "Магистраль - Евгений Прошкин"

— Интересно…

— Какая-то гостиница убогая снилась. Мы что, должны были в ней жить?

— Мы в ней и жили.

— Ужас… Там еще за стенкой кто-то стонал. Так противно…

— Что противно? — спросил Шорохов, торопливо изобретая приличную отговорку.

— Стонали. Громко и ненатурально… Олег, да это же твой номер был! — возмутилась Ася.

— Нет, не мой.

— Через стенку. Конечно твой! И ты мне тут еще сцены ревности закатывал?!

— Тебе пригрезилось, — заявил Шорохов, делая вид, что разыскивает сигареты, и постоянно поворачиваясь к ней спиной.

— Сама знаю, — сказала Ася, упорно его обходя и заглядывая в глаза. — Но это же было! Да нет, мне все равно,… что хочешь и с кем хочешь, но…

— Не было! — отрезал Олег. — Мы с тобой сидим на съемной квартире и прячемся от Службы. Вот реальность. Все остальное — твои сны.

— Созданные на основе такой же реальности, — добавила Ася.

Чтобы прервать этот разговор, Шорохов зашел в ванную и, открыв воду, не спеша выкурил сигарету. Тот ублюдок, что составил Асе программу на последние три дня, знал все. Как она разденется во время теста, как Лопатин привезет их в отель «Урал», как они поцапаются и как Олег пригласит к себе девицу из гостиничного сервиса. Все эти детали можно было найти у Аси в памяти — но лишь после того, как его напарница проживет свои трое суток в Службе. А прожила она их именно по программе, которую слепили из ее же воспоминаний. Шорохову было совершенно не ясно, где тут начало, а где конец, и чем дольше он размышлял, тем глубже увязал в этом парадоксе.

Олега радовало только одно: для реализации мнемопрограммы требовалось соответствие внешних обстоятельств тем условиям, которые были в нее заложены. Иными словами, пока Ася не попала в Службу, пока она не принимала участия в операциях, установки ее программы не проявлялись. Шорохов надеялся, что так будет и дальше — Ася увидит еще несколько снов, вплоть до последнего, полностью впитает опыт оператора Прелести, а потом… Тут Олег терялся. Что произойдет, когда ее подсадка завершится, он не представлял. Прожив три дня по своим субъективным часам, Ася уже не станет выскакивать перед Криковой — хотя бы потому, что узнает, чем это грозит.

«Прелесть увидит во сне свою смерть… — отрешенно подумал Олег. — А если она будет спать еще и днем, то это случится раньше. Возможно, уже завтра».

— Ася, ты не чувствуешь никаких позывов? — спросил Шорохов.

— Чего?…

— Ну, побуждений. Всякого такого.

— Нет, кажется. На улицу хочу, — сказала она, помедлив. — Очень хочу. А ты?…

— И я не чувствую, — признался Олег. — А на улице холодно…

— Если тебя тоже запрограммировали, у тебя ведь и сны должны быть…

— Никаких снов.

Шорохов сообразил, что в этом смысле мало чем отличается от Прелести. Он, как и Ася, выпал из учтенной в программе среды, из того «набора обстоятельств», в соответствии с которыми должен был действовать. Однако сама программа осталась — все эти воспоминания по-прежнему сидели в мозгу, и они должны были тянуть за собой хвост поступков. Но не тянули…

— Чего насупился? — спросила Ася, складывая тарелки в мойку.

— Думаю…

— Олег, я, пожалуй, выгляну на улицу. Ненадолго.

— Нет.

— Да не буду я никуда соваться! Мне и сунуться-то некуда. Просто… понимаешь, это принципиальный вопрос. Я их не боюсь. И я должна доказать… Не им — себе самой.

— Зато я боюсь. Если Лопатин узнает, где ты, нам не придется ни геройствовать, ни прятаться. Он что-нибудь поменяет в прошлом, и мы окажемся в новой редакции. Ты — в Службе, я… тоже где-нибудь. И никто ничего не заметит.

— Почему они так за меня держатся? Как будто на мне судьба человечества висит… Олег, что они для меня приготовили?

— Сама увидишь, — буркнул Шорохов. — Заснешь и увидишь.

«Человечество, как же!.. — скривился он. — Старая психопатка из Европарламента — это еще не человечество».

Асе приятней было верить, что ее запрограммировали на крупный подвиг. Жить, а тем более умирать, всегда хочется не напрасно. Однако для Службы голос вице-спикера стоил дороже, чем оператор Прелесть, вместе с ее жизнью и смертью… Для Службы — но не для Олега.

— Ты что-то сказал?… — Ася обернулась и посмотрела на Шорохова так, словно он предложил ей руку и сердце.

— Нет…

Олег взял пояс Алика и вытащил из него синхронизатор. Затем разыскал второй ключ от квартиры и сунул его себе в карман Телефонный провод он перерубил в двух местах, но, не удовлетворившись этим, положил аппарат в полиэтиленовую сумку. — Ася, у тебя мобильник есть?

— Есть, только пользоваться им не стоит.

— Вот и я о том же… — Олег нашел маленькую голубую трубку и, выдрав аккумулятор, швырнул ее в форточку.

Кажется, все. Двенадцатый этаж, дверь она не откроет, на помощь не позовет — ни в здравом уме, ни в бреду. Стремление Аси выбраться на улицу Олега беспокоило, и, чем невинней оно выглядело, тем сильнее он волновался. Пока мнемопрограмма, к тому же сбитая, не была отработана до конца, любое желание могло означать тягу к ее выполнению. Скорее всего, неосознанную, идущую изнутри, на уровне инстинкта.

«Шорох, ау тебя ведь паранойя… — сказал себе Олег. И сам себе ответил: — Ясен хрен, паранойя. Это и есть моя жизнь. Помнить то, чего не было, и жить в том, чего практически нет…»

Зайдя на кухню, он поцеловал Асю куда-то в затылок, — она мыла посуду и увернуться не успела. Шорохов, страшно этим довольный, накрутил пакет с телефоном на руку и подгреб со стола сигареты.

— Опять уходишь?…

— Я скоро. С железкой никогда не опоздаешь.

— Если только вернешься…

— Не грусти. Все будет хорошо.

— Я на улицу хочу, на воздух. Прогуляться. Не могу я так долго в четырех стенах!.

Олег нахмурился и, ничего не ответив, вышел. Телефонный аппарат он тут же спустил в мусоропровод. Постоял на лестнице, соображая, как еще Ася может реализовать свое желание «прогуляться». Затем понял, что никак, и, улыбнувшись, направился вниз.

Заснув еще раз, Прелесть досмотрит мнемопрограмму до конца, и дальше… Что дальше, Олег не знал, однако не сомневался: под пулю, предназначенную Криковой, она уже не полезет. Ася будет жить. Вот это, собственно, и есть — «дальше». Все остальное виделось Шорохову менее важным. Далее то, что он сейчас собирался сделать.

Он твердил себе, что заботится исключительно об Асиной безопасности, но самообман не удавался. Олегом двигали совсем другие мотивы, личные.

«Шорох, ты точно — параноик. Прожил на белом свете меньше недели, а уже умудрился завести какие-то личные мотивы… В твоем возрасте надо подгузники пачкать и к женской груди тянуться. Да не руками. А у тебя — мотивы или позывы или побуждения…»