Читать книгу "От Нефертити до Бенджамина Франклина. Эксклюзивные биографии самых интересных исторических персонажей - Наталья Басовская"

Испания, под чьей властью Нидерланды находились, страна глубоко феодальная, очень плохо приспосабливалась к зарождающимся капиталистическим отношениям. Страна жила за счет колоний и привозимого оттуда золота и полностью находилась во власти иллюзии, что так будет всегда. Но наиболее разумные и дальновидные люди понимали, что это ошибочное представление о развитии страны, и обращали свой взгляд на Нидерланды. Власть над этой территорией означала власть над экономически развитой областью Западной Европы, хоть и небольшой, но чрезвычайно богатой. Именно Нидерланды торгуют с Англией, именно в Нидерландах находится знаменитая триада богатейших фландрских городов — Брюгге, Ипр, Гент. На этой земле нет центральной власти и абсолютизма, а ранний экономический подъем сделал жителей Нидерландов весьма состоятельными людьми. Как раз в это время здесь открыли секрет соления сельди в бочках, и эффект был потрясающий — все захотели эту бочковую селедку, обладающую отменным вкусом. Спрос невероятный, цены растут, горожане богатеют. Тогда-то и появилась известная пословица: Амстердам стоит на костях селедки. Добыча сельди, рыбная ловля, строительство промысловых кораблей и, конечно, торговля, финансовые операции — все это превращает Нидерланды в ведущий торгово-ремесленный и финансовый центр Европы.

Но богатство соседа вызывает зависть. И сначала Карл V, а затем Филипп устанавливают такие поборы, что Нидерланды отдают великой испанской монархии более трети доходов. Но даже такой грабеж выдержали бы эти энергичные люди, труженики, отвоевавшие у моря половину своей страны, построившие дамбы и привыкшие за столетия непрестанно трудиться, чтобы иметь достаток и гордиться делом своих рук. Но вмешались вопросы веры, ведь Филипп II был ревностным и непримиримым католиком. А в Нидерландах, возможно, в силу подвижной торговой психологии, прижились кальвинистские идеи: активная жизненная позиция расценивалась как исполнение предназначения, которое начертал Господь человеку, а процветание — как знак Божьего благоволения. Вот идеи, которые здесь популярны. Не надо тратиться на пышные католические храмы, создадим скромные молельные дома — вот, чего хотела нарождающаяся буржуазия. Для Филиппа же все жители Нидерландов — «недосожженные еретики». И эта непримиримая, феодальная, ярокатолическая позиция вылилась в бурную деятельность инквизиции, затронувшей все слои общества Нидерландов. Хватали по подозрениям и доносам и казнили. Особенно состоятельных граждан: приговор инквизиционного суда предполагал конфискацию имущества, и значит — это еще один значительный доход в казну. За время правления Филиппа II в Нидерландах было казнено около шестидесяти тысяч человек.

Политика Филиппа II породила резкую и непримиримую оппозицию, в том числе дворянскую. Вильгельм Оранский, адмирал Горн, граф Эгмонт — люди, живущие вполне благополучно, освобожденные от налогов и имеющие высокие доходы, включились в оппозицию сразу и безоговорочно. Они не хотели революции, их цель была ее предотвратить.

Филипп во избежание неприятностей решает покинуть Нидерланды и править этой бунтующей опасной страной из Испании. Управительницей назначает — казалось бы, умно! — свою сводную сестру, незаконную дочь Карла V Маргариту Пармскую. Она наполовину фламандка, что должно примирить с этой кандидатурой местных жителей. Маргарита, побывав дважды замужем (ее мужья из знаменитой семьи Медичи), получила вполне аристократическое воспитание и образование. Сводный брат Филипп считал ее послушной и покорной его воле не без основания — она несколько раз подчинялась его глупым и упрямым прихотям. И потому он рассчитывал, что Маргарита будет беспрекословно проводить в жизнь его требования. Для этого к ней был приставлен кардинал Гранвела, тоже фанатичный католик.

И вот тут дворяне объединились. Сначала в некий клуб, как впоследствии и у якобинцев, все начинается с безобидного клуба оппозиционеров. Начитавшись гуманистов, члены кружка говорили о гуманности, о том, что инквизиция — это дикость и варварство. Вера верой, но не до такой же степени, чтобы людей казнить и сжигать на кострах, — полагали они. В конце 1550-х годов была создана Лига, некий союз. Но не политический — без устава и какой-либо дисциплины. Это был неформальный союз нидерландского дворянства, в который вступили около пятисот человек. Лига решила сначала действовать с помощью петиций. Союз получил неофициальное очень выразительное название «Компромисс».

Чего хотел «Компромисс»? Восстановления древних вольностей Нидерландов. А вольности были немыслимыми. Ни король, ни его наместник не должны были ничего решать без утверждения Генеральными Штатами, практически парламентом. Следующее требование — безусловное и безоговорочное ограничение власти инквизиции. Документ с требованиями решили предъявить наместнице. В делегацию, прибывшую ко двору Маргариты в Брюсселе, входила лишь дворянская элита.

Скрепя сердцем Маргарита согласилась принять депутатов. Представители Лиги сознательно оделись очень скромно, почти бедно, чтобы контрастировать с придворными. Испанский двор был известен невероятной пышностью, превосходя в этом даже французский. Вспомним знаменитые воротники, в которых нельзя было нагнуть голову, а, чтобы пообедать, надо было иметь специальную длинную ложку, ибо голова испанского гранда всегда должна быть поднята вверх. И когда нидерландские дворяне шли сквозь толпу испанцев, они услышали брошенное кем-то слово «гезы», что означает «нищие».

Мог ли знать человек, это сказавший, что дал имя будущим, самым настоящим голландским, фламандским партизанам, борцам за свободу своей родины? Гезы. Среди них будут выделяться морские гезы, сухопутные, они создадут флот и прославят свою маленькую страну навсегда. А пока это выражение презрения: «гезы», нищие.

Надо сказать, что дворяне это оскорбление восприняли правильно. Сначала они подали петицию, и Маргарита, сжав зубы, обещала рассмотреть, но не гарантировала удовлетворения высказанных в ней требований. А потом, после этого случая дворяне ввели особую моду на костюм скромный, невзрачный, а некоторые даже стали носить подчеркнуто символическую суму для подаяния через плечо. Да, мы нищие потому, что нас обирают. Мы богатейшая страна, но нас губит политика Испании.

Они пытались высказать свои требования и раньше. За год до этого, в 1565 году элита дворянства направила Эгмонта с петицией, скорее даже с просьбой, ко двору его друга и брата Филиппа II. Почему именно Эгмонта? Потому что — верноподданный, потому что католик и потому что близок к королевской семье. Уж ему-то не откажут. И он добросовестно решил выполнить задание союза «Компромисс». До Камбре его провожали, дальше он отплыл в Испанию без сопровождения. Филипп II принял его в Мадриде очень ласково, а в это самое время отправил в Нидерланды указание усилить Инквизицию. Многие современники, а в будущем историки, назовут Эгмонта наивным, простодушным. Действительно, рядом с инквизитором по призванию очень многие порядочные люди должны были выглядеть именно такими, потому что надо иметь поистине извращенный разум и совесть, чтобы приветливо улыбаться, проявлять всяческие знаки внимания, замышляя при этом массовые казни и убийства.

Он вернулся счастливый, обласканный королем и успокоенный — король рассмотрит их просьбу, так он обещал, и все образуется. В источники попала его фраза: «Я счастливейший из людей» — он поверил обещаниям Филиппа II. И совершенно напрасно, все было сплошной ложью. Действия против еретиков только усилились. Вдруг появлялись так называемые плакаты, примерно то же, что проскрипционные списки в Древнем Риме времен Суллы. Люди, попавшие в эти списки, были обречены на пытки, казни и конфискацию имущества.