Читать книгу "Аспект-Император. Книга 2. Воин Доброй Удачи - Р. Скотт Бэккер"

В мгновение ока манеры Телиопы исчезли, уступив место повадкам злобно посмеивающейся, дикой обезьяны.

– Узнаю слова отца!

Может, ей следовало бы рассмеяться. Может, она бы так и сделала, несмотря на полное отсутствие доверия. Но Эсменет была так запугана, что не было никакой надежды на возможное веселье.

– Я устала от твоих игр, Инрилатас, – сказала она в гневе, который, казалось, придавал сил голосу. – Я понимаю, что ты видишь мои мысли по лицу и голосу. Понимаю твои способности настолько, насколько может человек, в котором не течет дунианская кровь. И сознаю все трудности, с которыми сталкиваюсь всего лишь при разговоре с тобой!

Опять смех.

– Нет, мама. Не понимаешь. Если бы понимала, то утопила бы меня много лет назад.

Она буквально вскочила на ноги, настолько резко вспыхнула в ней ярость. Но сдержалась.

«Помни, Эсми, – предупреждал Келлхус, – никогда не позволяй своим страстям управлять тобой. С тем, кто обуреваем страстями, легко совладать. Только извиваясь и управляя своими мыслями, можно выскользнуть из его хватки…»

Инрилатас подался вперед, на лице его живо проступили противоречивые чувства, оно напоминало пику, целенаправленно пробирающуюся меж механизмов ее души.

– Тебе трудно подчиняться советам отца… – заметил он голосом Келлхуса. – Но следует знать, что я такой же твой супруг, как и он. Даже дядя, когда рассуждает, анализирует и подбирает слова, чтобы показать, как говорят другие, делает это для того, чтобы скрыть бесчеловечность, которой я так горжусь. Мы, дуниане… мы не люди. И вы… вы дети для нас. Смешные, обожаемые. И нестерпимо глупые.

Святейшая императрица Трехморья в ужасе застыла на месте.

– Но ты это и так знаешь… – продолжил Инрилатас, пристально глядя на нее. – Кто-то уже сообщил тебе… И почти теми же словами! Кто? Колдун? Легендарный Друз Акхеймион – да! Он сказал тебе это, в последний раз попытавшись вернуть твое сердце, так? А… Теперь я вижу тебя гораздо яснее! Ты провела все эти годы в обвинениях и раскаянии, разрываясь между страхом и любовью, обремененная детьми, – такими испорченными и одаренными детьми! – которых ты никогда не надеялась понять и полюбить.

– Но я люблю тебя!

– Нет любви без доверия, мама. Только потребность… жажда. А я – лишь отражение этого, не больше и не меньше.

У нее сжалось горло. Слезы хлынули из глаз, потекли горячими потоками по щекам.

Он добился своего. Наконец-то добился…

– Будь ты проклят! – прошептала она, смахнув слезы с глаз.

Разбитой, опустошенной – вот как она себя чувствовала, побыв с сыном всего лишь несколько минут. А слова! То, что он сказал, давно уже мучило ее по ночам.

– Это была ошибка, – пробормотала она, избегая смотреть на его мрачную фигуру.

Но, как только она повернулась к рабам, чтобы дать сигнал уходить, он сказал:

– Отец прекратил всякое общение.

Эсменет тяжело опустилась на стул, глубоко дыша, уставясь невидящими глазами в пол.

– Да, – вымолвила она.

– Ты одинока, ты заблудилась в дебрях искусных интриг, которые не в силах понять.

– Да…

Наконец она решилась поднять глаза.

– Ты сделаешь это для меня, Инрилатас?

– Вера. Это единственное, что ты ищешь.

– Да… Я…

Ее накрыла какая-то пассивность.

– Ты мне нужен.

Сердце ее забилось сильнее, в душе забурлили невидимые переживания. Дурные предчувствия. Сомнения. Вожделение.

– Но нас должно быть трое… – наконец проговорил Инрилатас.

Опять в его голосе послышались неизвестные страсти.

Императрица опять расплакалась, на этот раз с облегчением.

– Конечно. Только я и твой дядя.

– Нет. Не ты. Мои братья…

У него перехватило дыхание.

– Братья? – спросила она скорее встревоженно, нежели удивленно.

– Кел… – прорычал он. – И Самми…

Императрица остолбенела. Если Инрилатас искал ее самое слабое место, то он его нашел.

– Не понимаю, – проговорила она, сглотнув. – Самми… Он же…

Но человек, к которому она обращалась, уже мало походил на человека. Анасуримбор Инрилатас медленно поднялся, словно готовясь к танцу, и бросился вперед. Руки и ноги его вытянулись, сдерживаемые цепями. Изо рта брызнула слюна, глаза сузились, обнаженное тело задрожало от напряжения, вены и жилы вздулись. Эсменет не могла не заметить, как ее щитоносцы сжались за плетеными экранами, предназначенными для нее.

– Мама! – выкрикнул сын с горящими жаждой убийства глазами. – Мама! Подойди! Ближе!

К ней вернулась первоначальная непроницаемость. Вот… Вот ее сын, каким она знала его лучше всего.

Зверь.

– Дай мне заглянуть тебе в рот, мама!

– Иотия.

Женщина по имени Псатма Наннафери, которую привели к Падирадже с его неотесанными придворными, выглядела как все именитые пленницы – ее раздели и заковали в кандалы. Но если других привлекательных женщин встречали сладострастными возгласами – поскольку унижение было частью судебного процесса Падираджи, как понял Маловеби, – то сейчас странная тишина сопровождала недолгий проход Псатмы Наннафери к ногам Фанайяла. Слухи об этой женщине быстро распространились среди пустынников. Тот факт, что колдун школы «Мбимайю» не слышал их, только разжигал его любопытство и еще напоминал о том, что он здесь чужой.

Фанайял захватил один из уцелевших храмов с огромным куполом, который примыкал к рынку Агнотум, откуда в Зеум попадало немало роскошных товаров. Алтарь опрокинули на волокуши и увезли. Гобелены и панели, изображавшие Трактат и Хроники Бивня, сожгли. Те, что изображали Первую Священную Войну, вывезли из Иотии к конюшням, захваченным разраставшейся армией Фанайяла. Фрески были изуродованы, резные работы разбиты. На стены вывесили несколько красно-зеленых знамен с двойными саблями Фанимри. Но Бивней и Циркумфикосов было так много, что невозможно было их все уничтожить. Куда ни кинь взгляд: вдоль колонн, под карнизы, на своды боковых архитравов – везде Маловеби видел неповрежденные свидетельства религии аспект-императора.

Купол – чья высота и ширина сами по себе казались чудом – без арок рассыпался на осколки, как и сам Маловеби, отделившийся от своего народа. Огромный плафон с фресками повис в туманной высоте над неверными. Пять росписей изображали Инри Сейенуса в разных положениях, откуда он, простирая руки, окруженные золотистым сиянием, великодушным взором серебряных глаз смотрел в бездонную глубину храма.

Фанайяльские сановники не выказывали никакого беспокойства, в отличие от Второго Негоцианта. Но Маловеби всегда поражался человеческой бесчувственности к иронии и противоречиям. Если кианийцы раньше выглядели порочно и убого, то теперь и вовсе абсурдно, обвешанные трофеями великого имперского города. Шайка пустынников обрядилась в причудливую смесь одежды и оружия: высокие конические шлемы из Айнона, черные туниерские кольчуги, серебряные плащи, которые, похоже, были из женского гардероба, и обвисшие красные панталоны, явно принадлежавшие раньше рабам-евнухам. Один даже щеголял с нильнамешским щитом, украшенным перьями. Большая часть этих людей провела жизнь в пустыне, охотясь, как дикие звери. Они почитали за роскошь каждый глоток воды и любую защиту от солнца и ветра, и становилось понятным их ликование, стремление упиваться немыслимыми дарами, которые обрушила на них Судьба.