Читать книгу "Счастье. Уроки новой науки - Ричард Лэйард"

Когда люди говорят, что чувство всего лишь «субъективно», полезно рассмотреть простейшее чувство – физическую боль. Предположим, мы могли бы показать, что вербальный рейтинг боли человека коррелирует с объективным измерением мозговой активности. Это, конечно, заставило бы людей удалить слово «только» в словосочетании «только субъективный». И у нас есть такие данные. Роберт Когхилл прикладывал одинаковые горячие пластины к ногам множества испытуемых[511]. Степень боли, о которой сообщали испытуемые, сильно варьировалась, но была очевидным образом связана с активностью в префронтальной коре. Значит, субъективные чувства, по сообщениям людей, действительно обладают объективной реальностью.

Когда дело доходит до публичной политики, конечно, существует множество разных способов измерить счастье и удовлетворенность жизнью. Такие измерения могут основываться на одном вопросе или (чтобы уменьшить погрешность измерения) на множестве вопросов, которые могут быть объединены в единый индекс с использованием соответствующих показателей[512]. Например, общим вопросом является удовлетворенность жизнью, мы можем измерить удовлетворенность человека разными областями жизни. Средневзвешенная величина этих ответов может дать более надежное представление, чем ответ на один единственный вопрос. И как подсказывает бентамовский подход, вопросы должны быть направлены на то, чтобы уловить аффект (чувство), оставляя в стороне рассудок[513]. Обычно мы используем измерения, которые охватывают существенный промежуток времени. Этого можно достичь одним из двух способов: проще всего задавать вопрос вроде «С учетом всего, насколько вы удовлетворены вашей жизнью в эти дни?». Или же вопросы об одном дне могут быть заданы в течение нескольких разных дней[514].

Более того, ясно, что, когда люди отвечают по шкале счастья от 0 до 10, они используют шкалу нормальным образом: то есть, например, разница между 6 и 7 считается такой же, как и разница между 7 и 8. Если бы это было не так, мы бы не наблюдали почти идентичного соотношения между относительным доходом и счастьем в бесчисленных исследованиях в различных странах[515].

Пятьдесят лет назад был вполне естествен спор о том, как измерять депрессию, но в настоящее время это практически не проблема. То же самое неизбежно случится с измерением счастья. Следовательно, когда мы изучаем последствия любой политики, мы можем с уверенностью измерить ее воздействие на счастье. Но поскольку это затрагивает более чем одного человека, мы должны учитывать изменение в счастье, которое испытывает каждый индивид, и это возвращает нас к вопросу о справедливости, но в несколько иной форме.

Как связать его с равенством?

Как я отмечал выше, мы всегда должны придавать большее значение уменьшению несчастья, чем тому, чтобы делать людей счастливее. Когда речь заходит о перераспределении дохода, о налоге на доходы Питера, чтобы заплатить Полу, мы должны сначала посмотреть, как дополнительные денежные средства влияют на счастье людей в разных точках шкалы доходов. После того как было написано первое издание настоящей книги, наша исследовательская группа нашла на редкость убедительное свидетельство касательно этого вопроса. Один дополнительный фунт приносит в 10 раз больше счастья человеку с доходом 10 тысяч фунтов, чем более состоятельному человеку, который уже имеет доход в 100 тысяч фунтов. Говоря обобщенно, дополнительный фунт приносит в х раз больше дополнительного счастья бедному человеку, чем кому-то, кто в х раз его богаче[516].

Это жизненно важно учитывать при выработке политики. Но есть и более широкий, «атмосферный» вопрос, связанный с равенством. Он со всей очевидностью проявился в примечательных открытиях Ричарда Уилкинсона и Кейт Пикетт, описанных ими в их недавней книге «Почему большее равенство почти всегда делает общества более успешными»[517]. Авторы обратились к соотношению между равенством доходов и многочисленными измерениями, касающимися здоровья, благополучия, поведения и достижений. После чего они сравнили эти показатели в разных странах, в разных американских штатах и в некоторых случаях в разные периоды времени. Снова и снова оказывалось, что неравенство в доходах ассоциируется с плохими средними исходами[518]. Например, приведенные ниже цифры показывают соотношение между неравенством доходов и доверием.

Доверие и равенство доходов идут рука об руку

Следующий вопрос: какого рода механизм обусловливает эту связь? Можно, например, подумать, что, когда существует большое неравенство в доходах, самым бедным приходится по-настоящему туго, тогда как для самых богатых дела обстоят неплохо. Но это не так. В неравных обществах самым богатым тоже плохо – выше уровень заболеваний и детской смертности, чем у богатых людей из более равных обществ. Таким образом, мы не просто наблюдаем эффект относительного дохода – мы видим действие некоторого третьего общего фактора, который иначе работает в более неравных странах и в одинаковой мере затрагивает все классы общества.

Наиболее очевидный фактор такого рода – степень взаимного уважения и доверия между разными членами общества. Как показано на представленном выше графике, доверие и равенство доходов взаимосвязаны: самый высокий их уровень отмечен в Скандинавии. Простейшая интерпретация данных, приведенных в этой книге, заключается в том, что культура уважения порождает одновременно меньшие различия в уровне доходов и более здоровый образ жизни. При таком подходе различия в политике разных стран и эпох вызваны в основном различиями в ценностях. Последние влияют на политику, а политика – на результаты.