Читать книгу "Близнецы. Проценты кровью - Андрей Анисимов"

– Близнецы – сыновья Михаила Алексеевича? – Петр Григорьевич от неожиданности встал с кресла.

– Вы очень догадливый, что для милиционера даже удивительно, – съязвила хозяйка. – Когда я, молоденькой певичкой с шестирублевой ставкой, выродила на свет разом этих кровопийц, думала, наложу на себя руки. А вот ничего, жива. Показались и марш в свою комнату, – отправила подростков строгая родительница.

– Я вижу, вы женщина сильная, но имейте в виду, я не пугаю вас, а предупреждаю. Эдик наверняка уверен, что его папочка вас озолотил. Он зверь, и ваша самоуверенность может вам стоить дорого. – Ерожин встал с кресла. – Навестить вас я считал своим долгом.

– Я не такая дура и приму к сведению ваши слова. Но как я могу уберечься? Допустим, дома Муся меня в обиду не даст. А за стенами? Нанять телохранителя мне не по карману. Концерты теперь часто не продашь, – уже совсем другим тоном заговорила певица. Ерожин понял, что перед ним сильная, но усталая женщина, и, в дверях, целуя ей руку, посоветовал:

– Возьмите близнецов и на недельку махните из города. Береженого Бог бережет.

– А вы за неделю управитесь? – недоверчиво поинтересовалась Кленова.

– Должен, – ответил Ерожин и захромал к лифту.

16

Если все дороги Санкт-Петербурга, за исключением Невского проспекта, мягко говоря, нуждались в ремонте, то Средний проспект состоял из сплошных ям и ухабин. Таких дорог не только в родном Новгороде Петр Григорьевич не видел, но и в самых заштатных городках отечества. Тянулся проспект по Васильевскому острову километров на десять. Пока Глеб рулил к нужному дому, Ерожин боялся, что подвеска «Сааба» развалится. Но сам дом оказался вполне приличным. Это была новостройка. Судя по плакату над подъездом, часть квартир оставались свободными и фирма, построившая девятиэтажку, искала покупателей.

Они остановились так, чтобы подъезд был виден хорошо, а их машина в глаза не бросалась. Большой пустырь, образовавшийся вокруг строительной площадки, оставался огорожен бетонным забором. Только часть этого забора со стороны проспекта убрали, чтобы жильцы могли свободно подъезжать к парадному.

«Хорошо, что подморозило», – подумал Ерожин. Он представил себе раскисшую грязь, по которой владельцы новых квартир вынуждены были пробираться в свое жилище, и невольно им посочувствовал.

В Питере начался будний день. Из дверей дома выходили редко. Ерожин огляделся и, устроив поудобнее ноющую ногу, затих. Надя, забравшись на заднее сиденье, уткнулась в учебник английского языка и тихо бубнила, зазубривая новые слова. Петру Григорьевичу так и не удалось оставить ее в гостинице. Присутствие жены, с одной стороны, радовало подполковника. Ему было приятно, что Надя так самоотверженно решила его сопровождать. С другой, соседство женщины во время работы было непривычно и потому стесняло. Ерожин никогда не мог до конца предположить, как станут разворачиваться события. Например, он заметил, как через минуту, после того как они заняли свой наблюдательный пост, метров за двести от них остановилась серая «Волга». Никто из машины не вышел. А пассажиры там были. Видеть парадное из «Волги» не могли, но могли видеть их. У Петра Григорьевича мелькнула догадка, и он улыбнулся про себя: «Не доверяет мне генерал. Все-таки сам позвонил своим дружкам. Пусть страхуют, лишь бы не мешали».

Тем временем на пустыре появился очкарик в кепке с ушами. Очкарик выгуливал добермана. Пес сделал несколько кругов, задирая ногу на все, что торчало над поверхностью стройплощадки-двора, затем засеменил, скрючился и уселся для серьезного дела. Очкарик внимательно отследил весь процесс, ради которого он и выгуливал своего четвероногого друга, и, когда доберман, освободившись, снова помчал кругами, удовлетворенно протер очки и зашагал прочь. Минут через десять пустырь посетили алкоголики. Перед тем как сделать очередной глоток, пьяница отмерял пальцем невидимую черту, выпивал и передавал бутылку компаньону. Долго алкаши не задержались. Минут двадцать вообще никакой жизни не наблюдалось. Жизнь кипела на самом проспекте. Там брели озабоченные пешеходы, подпрыгивали на ухабах машины, гремели трамваи. Наконец и на пустыре появился новый объект. Тревожно оглядываясь по сторонам, за забор заскочила дамочка. Решив, что ее никто не видит, она задрала пальто и принялась что-то поправлять в своем женском хозяйстве.

– Наглядимся мы здесь всякого, – сказал Глеб, отворачиваясь.

– Что такое, мальчики? – заинтересовалась Надя, оторвавшись от своего учебника.

– Ничего особенного. Просто большой город, – ответил Ерожин.

Дамочка успела вернуться на проспект, и Надя, не поняв, что обсуждали мужчины, снова забубнила слова.

Прошел еще час. Петр Григорьевич решил включить радио, очень захотелось спать. Но в это время из дверей вышла девушка. Она была совсем юная и, судя по шикарной шубе, из весьма обеспеченной семьи.

– Это она, – прошептал Глеб.

– Кто она? – не понял Ерожин.

– Это шуба Зойки, – ответил Глеб. Михеев не мог ошибиться. Охотник из вологодских лесов отличал мех. Шуба, которую приобрела Куропаткина в Новгороде, сшита из тех же лис, что и на девчонке.

– Валя Никитина, – сообразил Ерожин. – Он купил квартиру на внучку Дарьи Ивановны, а я думал, на дочь…

Девушка никуда не шла. Она остановилась возле подъезда, посмотрела на часы, потом стала глядеть в сторону проспекта. Внезапно выражение лица у нее изменилось. Девушка явно кого-то увидела. Ерожин посмотрел туда же и заметил зеленую «Шкоду», которая с визгом притормозила возле проема в бетонном заборе и сворачивала с проспекта к дому. Ямы и неровно уложенные плиты заставили водителя двигаться очень медленно.

– Живо вылезайте и, как любовная парочка, идите мимо девчонки. Если она захочет сесть в зеленую машину, удержите ее, – железным голосом приказал Ерожин. Глеб среагировал мгновенно. Он вышел и, открыв заднюю дверцу, подал руку Наде. «Шкода» медленно приближалась к подъезду. Ерожин, не замечая боли в ноге, переполз на водительское место. Чешская легковушка еще не успела притормозить возле девушки, как Петр завел двигатель и, воткнув передачу, утопил педаль газа в пол. «Сааб» взревел, с визгом взял с места и полетел на «Шкоду». Девушка только собралась шагнуть к машине, как Ерожин в лоб вмял свой лимузин в зеленую иномарку. Он успел заметить ужас в темных глазах водителя и отключился. За рулем зеленой «Шкоды» сидел Эдик Кадков. Глеб оттащил в сторону обладательницу лисьей шубы и увидел, как Надя побледнела и медленно пошла к «Саабу».

В это время из серой «Волги», что стояла поодаль, выскочили четверо мужчин и, на ходу выхватывая оружие, помчались к ним. Трое из них пытались оторвать дверцы «Шкоды», но их заклинило. Кадков лежал, навалившись грудью на руль, и не шевелился. Сквозь разбитое лобовое стекло его левая рука неестественно вывалилась на капот, оголив запястье. На нем, поблескивая серебряным браслетом, продолжали мерно отсчитывать время швейцарские часы «Ориент» покойного депутата Новгородской областной думы.

Водительскую дверь «Сааба» тоже заклинило. Михеев напрягся и двумя руками дернул за ручку. Замок хрустнул, освободив сжатый металл, и дверца распахнулась. Петр Григорьевич сидел, откинув голову на подголовник «Сааба», из губы у него текла кровь. Глеб с одним из оперативников вынули Ерожина из машины и посадили на землю. Надя прижалась щекой к виску Петра и услышала, как он застонал.