Читать книгу "Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой - Анат Гарари"

– Слушая вас, – замечает Нири, – я вспоминаю известные слова Симоны де Бовуар: «Женщиной не рождаются, женщиной становятся».

Рут, соглашаясь, кивает головой.

– Да, что-то в этом есть. Я согласна. Знаете, что в последнее время не дает мне покоя? Я все больше и больше думаю о моей младшей дочке, Шир, в том смысле, что с ней будет дальше. Шир тридцать лет, она программист в большой фирме, очень хорошо зарабатывает, и я, честно, очень горжусь ее успехами, но…

– Я боюсь предложений, которые заканчиваются на «но», – со смехом прерывает ее Клодин, – так что не дает вам покоя на этот раз?

– Правильно, – без улыбки отвечает Рут, – «но» состоит в том, что она все еще не замужем. С тех пор, как я хожу на наши встречи, я начала относиться к этому несколько иначе: по крайней мере, я задаю себе вопрос: послушай, что ты так переживаешь? Почему это настолько заложено в нас, заложено во мне? То, что мой сын не думает о женитьбе, меня абсолютно не заботит, во всяком случае, пока он учится, – со смехом вносит поправку Рут, – так я спрашиваю вас, почему в нас так глубоко заложено, что дочки обязательно должны выходить замуж и рожать детей? Почему мы никак не можем выбросить это из головы? Получается, что старшая выполнила все мои ожидания – она замужем и у нее есть ребенок. Я всегда считала себя человеком свободным от предубеждений, а теперь, особенно после того, как Талья родила, я вдруг поняла, насколько мне важно соответствовать общепринятым меркам. И это меня убивает…

– Совершенно верно, кто сказал, что все женщины обязаны стать матерями, а затем бабушками? – возмущается Това. – Я до сих пор помню взгляды друзей моих родителей, которые не могли понять, но стеснялись спросить, как это в моем возрасте у меня все еще нет детей. Мне было двадцать пять, и я хотела учиться! Точно так же теперь все ждут, чтобы я стала бабушкой!

– Точно! – передвигая стул чуть-чуть в сторону, замечает Клодин. – Те, кто в нашем возрасте никак не становятся бабушками, чувствуют себя неудобно среди своих подружек! К ней присоединяется Мики.

– Это факт, – на этот раз соглашается она, – у меня есть подруги, у которых пока еще нет внуков, и они из-за этого очень переживают. Кстати, они все великолепно выглядят!

Анна, привстав от нетерпения, начинает говорить, не дожидаясь, пока Мики закончит.

– Но обратите внимание, – ее голос наслаивается на голос Мики, – что вместе с общепринятыми мерками начали прививаться и новые нормы, хотя, как мне кажется, слишком медленно. Сегодня появляются однополые семьи, многие женщины решают рожать и воспитывать детей в одиночку – понятие о семье в корне меняется! Может, и отношение к старшим изменится?

– Я думаю, что для нас уже поздно, – откликается Това, – нас это уже не коснется, и вряд ли мы можем как-то на это повлиять!

Нири поднимает руку, привлекая к себе внимание группы.

– Наша встреча подходит к концу, – объявляет она. – Я предлагаю заменить восклицательный знак в конце высказывания Товы на вопросительный: как вы сами влияете на все те проблемы, которые обсуждались здесь сегодня – на связь с дочками, на отношение общества к бабушкам; как вы влияете друг на друга здесь в группе? Возможно, существуют обстоятельства, которые требуют от вас активных действий, в то время как в других ситуациях ваше поведение должно быть более сдержанным? К примеру, жить сообразно вашим желаниям, а не тому, что принято или не принято в обществе; или дать возможность кому это необходимо отдалиться от вас. На последующих встречах мы можем продолжить обсуждение ваших отношений; постараться разобраться, когда влияете вы, а когда – они; и даже, следуя совету, который вы дали Элле, выяснить, что еще существует в вашей жизни, кроме детей и внуков.

Нири

Я возвращаюсь домой и думаю, каким будет отношение общества к бабушкам еще через двадцать лет, когда бабушкой стану я сама. И вообще, как это будет – чувствовать себя бабушкой? Насколько это иначе, чем быть мамой? Какая это любовь – любовь к внукам? Я вижу лицо моей мамы и дочки, выражение радости на их лицах каждый раз, когда они встречаются; я думаю о чудесных, совершенно особых взаимоотношениях, которые сложились между ними.

Моя мама так сильно любит мою дочку, потому, что она моя дочка или потому что она ее внучка?

О чем она думала в момент, когда я родила в первый раз: «Моя дочка родила» или «Я – бабушка»?

Что произошло с ней тогда: что-то началось или что-то окончилось?

И я в который раз вспоминаю тот день в больнице, когда рожала моя подруга Шир; и фигуру ее матери, замершей возле родильной палаты уже после того, как малыш родился, и присоединившейся к всеобщему веселью, только когда вышла акушерка и сказала, что состояние роженицы хорошее.

Ведь это был момент прощания, – говорю я себе, – так выглядит мать, которая прощается с чем-то, чего, по словам Рут, не будет больше никогда, но при этом все ее мысли и чувства по-прежнему сосредоточены только на дочери.

И снова я возвращаюсь к встрече, к тому, что происходило в группе, и вдруг до меня доходит: Элла ушла. Она меня бросила, – испуганно думаю я, – или, может, это я бросила ее?

Красный свет. Я останавливаюсь, глядя на огни, которые мигают и сменяются, не нарушая постоянного, кем-то установленного ритма.

«Иди, Элла, иди, – мысленно произношу я, как произносит мать, провожая дочь в дальний путь. – Даст бог, и ты найдешь свою собственную дорогу, а я буду охранять тебя издалека. Когда устанешь и решишь вернуться, я приму тебя с большой радостью».

Я думаю об остальных матерях в группе и останавливаюсь на мысли, что Орна практически весь вечер промолчала, хотя по ее глазам было видно, что она очень внимательно следит за каждой говорящей. Ее молчание кажется мне странным, и я решаю начать нашу следующую встречу с вопроса ей.

Элла

Темно. Я иду по дремучему лесу, спотыкаюсь и падаю. У меня нет сил подняться. Высокие ветвистые кроны заслоняют небо. Все вокруг пронизывающе черное. Мне холодно. Самый разгар лета, а я лежу в комнате, накрытая старым пледом, которым когда-то мы пользовались на природе.

Когда-то… Когда-то у меня была семья, маленькая семья – мама и дочка. И был у нас дом, маленький и светлый. Все кончилось.

Я лежу на диване напротив телевизора, на экране мелькают картинки: люди смеющиеся, радующиеся, танцующие, поющие, взрослые, дети, красивые, высокие – все в движении. А я лежу, тупо гляжу…

Нет сил. Не хочу вставать, не хочу мыться, одеваться, не хочу никуда отсюда выходить. Я не хочу ни есть, ни пить. Лежу, свернувшись на диване, не чувствуя ни ног, ни рук; я – не я. А я вообще жива?

Не хочу жить. Хочу испариться, исчезнуть, растопить свою боль, вину, обиду. Отключиться от тоски, отключиться от себя самой.

Мне не нужна такая жизнь. Хочу другой жизни, жизни кого-то другой.

* * *