Читать книгу "Белый царь - Иван Грозный. Книга 1 - Александр Тамоников"

– Значит, не ждать его?

– Нет. Хотя, может, и появится ночью. Ты ж его характер знаешь.

– Знаю. Так я пойду?

– Ступай, Егор.

Рано утром явился Григорий.

Дмитрий завидел родственника, подошел к нему.

– Здравствуй, Гриша!

– И тебе здравствовать, князь! – ответил брат Ульяны и невесело вздохнул.

Ургин спросил:

– Как спалось в родительском доме? Что-то вид у тебя не свежий.

– Плохо спалось, Дмитрий. Страшные видения замучили. Никогда такого не было, обычно сплю как убитый, а тут промаялся всю ночь.

– Что же тебе такого страшного снилось?

– Змей, князь, трехглавый, громадный. В горницу чрез окно влез и навис над лавкой, изрыгая пламя. Я хотел схватить бердыш да рубануть его, только все тело онемело, пальцем не пошевелить. А огонь все ближе. Очнулся я в поту, гляжу на оконце, а слюда разорвана. На полу лежит черный ворон. Видать, бился в оконце, пока не издох. Плохая это примета, Дмитрий, к покойнику. Наверное, скоро мне помирать.

– Гришка, перестань! Ты воин, чрез огонь и воды прошел, старухе костлявой не раз в глаза смотрел, а в какие-то бабьи приметы веришь.

– А как не верить, Дмитрий? Помню, мальцом был, так к матери соседка как-то поутру прибежала да сказала, что птица в окно клювом стучала. Отец тогда цыкнул на нее, не мели, мол, ерунды, а днем соседского мужика лесом на сплаве до смерти придавило. Вот и не верь. Да таких примет сотню привести можно. Нет, что ни говори, а коли птица стучится в окно, то это значит, что смерть в хату просится.

– Помолись! – посоветовал свояку Ургин.

– Молился уже, как прочухался. Ладно, а чего Лихой у ладьи делает?

– Готовит ее к походу.

– Далече?

– В Благое.

– Ты решил в удел поехать?

– Нет. Это для Ульяны и Агафьи.

– Их-то чего решил в село отправить?

– Так родителю Глафиры, тестю моему, вчера пятьдесят лет исполнилось.

– А почему водным путем? Короче на возке, по суше.

– По реке веселей.

– Да, веселья хоть отбавляй, но это ваше с Ульяной дело. Мы сейчас в Кремль?

– Как обычно. Позавтракаем да поедем.

– Вы завтракайте, я не хочу. Кусок хлеба в горло не лезет.

– Чего это?

– А я знаю?

– Уж не приболел ли ты?

– Может, и захворал, но не так, чтобы на лавку валиться и отлеживаться.

– Так и будешь во дворе сидеть или, может, в дом пройдешь?

– Здесь посижу. Утро-то, глянь, какое! Тихое, ни ветерка, только вот птиц чего-то не слышно. В это время они на все лады переливаются, а теперь молчат.

Ургин прислушался.

– Действительно странно. И тишина, как перед бурей.

– Так ей и быть. Я как ехал сюда, смотрел на небо. Понизу на восходе оно багровое и дымное. По реке стелется легкий туман, а теперь ему не время.

– Буря так буря, не впервой.

– А ты ладью по реке пустить хочешь!

– Но не в бурю же. Пройдет ураган, посмотрим. Может статься, Ульяна и не поплывет.

Тимофей взглянул на Дмитрия.

– Что-то ты недоговариваешь, князь. Путаешь себя и других. То поплывет Уля с дитем, то нет.

– Позже видно будет.

– Тебя не понять. Ладно, я тут буду. Кирьяну сказать, чтоб Коршуна подготовил?

– Он знает, что делать.

– Дмитрий, у тебя на опасность всегда чутье было. Сейчас не тревожишься?

Ургин признался:

– Сердце покалывает, а вот что за опасность и где она затаилась, понять не могу.

– Вот и у меня плохое предчувствие. Еще ворон этот!..

– Успокойся.

– А сам нервничаешь, собрался Ульяну с Агафьей из Москвы убрать.

– Береженого, Гриша, как говорится, Бог бережет.

– Теперь все понятно.

– Значит, во дворе останешься?

– Да. На улице душно, а в доме тем боле. Здесь посижу.

– Ну сиди. – Князь Ургин поднялся в дом.

От реки вернулся Егор Лихой и доложил, что ладья к плаванию готова. Двое гребцов на месте. Дмитрий кивнул, Лихой ушел к Григорию. Вскоре из дома вышли Ургин, его жена и дочка.

Ульяна неожиданно, чего прежде никогда не было, всем телом прижалась к Дмитрию, крепко обняла его, посмотрела прямо в глаза и сказала:

– Не уезжал бы ты из дома, Митя. Боязно и нехорошо мне отчего-то.

– Как же я, родная моя, останусь, когда в Кремле государь ждет?

– В Кремле день-другой и без тебя обойдутся, а у меня сердце ноет и говорит, что если ты уедешь, то мы не свидимся больше на этом свете. Останься, Дмитрий!

– Что ты такое говоришь, Ульяна? Я же не в поход ухожу, рядом, в Кремле буду. Коли что, тут же приеду. Коршун вмиг донесет.

– Это не я, Митя, а сердце вещает. Уйдешь, и не быть нам вместе.

– Перестань, Уля! Люди смотрят.

Но Ульяна еще крепче обняла мужа.

– Останься!

У ног матери заплакала трехлетняя Агафья. На глазах Ульяны тоже выступили слезы. Дмитрий еще никогда не видел супругу в таком состоянии.

– Не волнуйся, Ульяна, и Агафьюшку успокой!

– Так, значит, уедешь?

– Я должен ехать, родная!

Ульяна разжала объятия, взяла на руки дочь.

– Что ж, князь, коли должен, то иди. Прости меня за все и прощай!

– Почему так говоришь, Ульяна?

– Ступай, Митя, да хранит тебя Господь! Помни меня! – Ульяна поклонилась и, держа Агафью на руках, вошла в дом.

Подошел Тимофеев.

– Чего это она, Дмитрий, прощаться вздумала?

– Не знаю.

– Может, ты останешься? Я в Кремль съезжу, стражу сменю, коли о тебе спросят, скажу, что захворал.

– Нет, Григорий, мы на службе государевой, присягу давали, значит, должны исполнять ее, быть там, где нам и положено.

– Тогда поехали.

По пути Григорий указал Дмитрию на небосклон.

– Гляди, князь, небо свинцом наливается и зажимает город со всех сторон. Всполохов не видно, но на свету их и не разглядишь. Сильная буря приближается. А коли с грозой, то вовсе худо. На ветру стоит одной молнии в какую-то избу попасть, и пойдет пожар, не остановишь.

– От судьбы, Гриша, не уйдешь.

– Это понятно, только неужели Москва загорится?