Читать книгу "Мой суженый, мой ряженый - Татьяна Бочарова"

— Отсыпайся, — сказала она Любе. — До вечера.

— Чао.

Едва Женя положила трубку, телефон тут же зазвонил.

— Женечка! — это был Санек.

— Привет, Саня. Рада тебя слышать. — Она действительно обрадовалась, у нее на сердце потеплело. Особенно после холодного любкиного тона.

— Как мама?

— Уже дома. Все хорошо. Ее подлечили, сердце больше не болит, и давление нормализовалось.

— Ну, слава Богу. Я волновался за тебя.

— Спасибо. Ты не в курсе, будет сегодня репетиция, а то Чакина мелет что-то невразумительное?

— Репетиция будет, — сказал Санек. Помолчал и прибавил: — Ты хочешь придти?

— Конечно. — Она удивилась его вопросу. И еще тому, как неуловимо изменился, его голос. В нем отчетливо слышалось напряжение.

«Странные они все какие-то приехали из Курска, — подумала Женя. — Может, устали сильно?»

— Ладно, — проговорил Санек. — Увидимся. До встречи.

Женя отложила телефон, подняла голову и увидела мать. Та стояла в дверях, придерживая на груди незастегнутые полы халата.

— Доброе утро, Женечка.

— Доброе, мамуль. Как спалось?

— После больницы — замечательно. Я ведь там ночи напролет глаз не могла сомкнуть.

— Ну, и отлично. Идем завтракать.

Она провела с матерью весь день, до шести. Потом наскоро собралась и поехала к Лосю. Автобус пришел сразу же, и Женя оказалась в зале одна из первых. Любы еще не было, а о Женьке и говорить не приходилось — он никогда не появлялся вовремя, не то что заранее.

Женя поболтала немного с Настей, та рассказала, что в Курске их замучили концертами, но зато классно кормили и развлекали на полную катушку. Потом пришел Санек.

Он сразу подошел к Жене, они поцеловались, как старые, добрые друзья.

— Я по тебе соскучился, — сказал Санек.

— Я тоже.

— Представляю, каково тебе было все это время. Очень рад за твою маму.

Она заметила, что он упорно не смотрит ей в глаза. Ее это насторожило.

— Сань, что-нибудь случилось? — спросила Женя в лоб.

— Нет, ничего. — Он покачал головой, но лицо его оставалось странно пасмурным.

— Но я же вижу, чувствую. — Ее вдруг кольнуло страшное подозрение. — Что… что-нибудь с Женькой? Да? Он что-то натворил? Что-то ужасное?

— Да нет. — В голосе Санька звучала явная досада. — С чего ты взяла? С ним все в порядке.

— Точно? Ты мне не врешь?

— Когда это я тебе врал, Женечка? — мягко упрекнул ее Санек.

Ей стало стыдно. Что она, в самом деле, набросилась на него, точно фурия, или сумасшедшая! Чтобы загладить неловкость, Женя спросила:

— Интересно, что это Чакиной так долго нет?

— Придет твоя Чакина, не волнуйся, — произнес Санек неожиданно грубо.

— Вы что, поссорились с ней? — догадалась, наконец, Женя.

— Мы? Да нет. Просто… — Он снова опустил глаза.

Она начла терять терпение.

— Саш, в чем дело? Ты весь какой-то дерганый. Объясни, что произошло.

— Я не могу.

— Как так? — изумилась Женя.

— Так. Не могу. Мне… мне противно.

— Ты меня пугаешь!

— Ладно. — Он махнул рукой. — Ладно, раз ты этого хочешь. Мне очень жаль. Дело в том… что твоя любимая Чакина… — Санек презрительно сощурился и снова замолчал.

— Моя любимая Чакина, — подбодрила его Женя. — Дальше давай.

— Твоя Чакина и… — Он не договорил и резко уставился на дверь.

Женя обернулась и увидела входящую Любку. Сразу следом за ней шел Женька. В первое мгновение Женино сердце подпрыгнуло от радости и тут же ухнуло вниз.

Как-то странно они оба шли. Надо было хорошо знать Любку и Женьку, и она их знала. Знала, что означает, когда у Любки светятся глаза, точно у кошки. Когда она завивает свои длинные, золотистые волосы и крупные локоны спадают у нее по плечам, как у куклы Барби. Когда она смеется тихим, переливчатым смехом и слегка приподнимает правую бровь.

А еще Женя отлично знала, что Женька никогда и никого не подпустит к себе ближе, чем на полметра. Единственным человеком, нарушившим это суверенное пространство, до сей поры была лишь она. Сейчас же Любкино плечо вплотную касалось его плеча. Казалось, они склеены невидимым клеем. На их лицах было одинаковое выражение: отрешенности от всего окружающего.

Женя почувствовала, как пол уходит из-под ног. Санек, искоса наблюдавший за ней, проговорил хмуро:

— Ну, ты все поняла.

Она ничего не ответила ему. Любка подняла глаза, заметила, что на них смотрят, и резко изменила траекторию. Женька следовал за ней, как нитка за иголкой. Они прошли по краю зала и остановились далеко от Жени и Санька. Любка принялась что-то говорить Женьке на ухо, наклонясь так близко, что ее волосы падали ему на лицо. Тот улыбался. Женя отчетливо и ясно видела его улыбку, но взгляд поймать не могла — он глядел на Любку.

— Не переживай ты так, — глухо, словно из ваты услышала она голос Санька. — Разве он стоит тебя? И вообще: не понимаю таких как он. Им все равно что, лишь бы как легче. Берут то, что само в руки плывет.

— Само плывет в руки? — заморожено переспросила Женя.

— Ну да. — Санек смотрел на нее в смущении и вместе с тем сердито. — На Чакину в поездке что-то накатило, она от Карцева всю дорогу не отходила. Как только в поезд сели — все «Женя» да «Женя». Ему бы послать ее подальше, а он смеется. Нравится, значит, внимание. А потом, когда приехали в Курск, они и вовсе слиняли от всех.

Женя слушала, и ее охватывало мертвое оцепенение. Вот, значит, как обстоит дело! А она-то дура! Твердила всем про Женьку, какой он несчастный, слезы горючие лила, двоих немолодых людей едва до инфаркта не довела, чуть не запорола себе диплом! А он вовсе не несчастный. И вся его любовь к ней не что иное, как прекрасная сказочка, ей же самой и выдуманная. Все, что ему нужно было от нее — побыстрей затащить в койку. Не оказалось под рукой ее, сгодилась Любка. Разлучница, змея подколодная!

— Жень, ты как? — несмело спросил Санек и положил руку ей на плечо.

— Нормально. — Женя яростно сверкнула глазами.

— Вот и правильно, — обрадовался он. — Пошли их к черту. Обоих.

— Так и сделаю, — пообещала она.

Пришел Лось. Началась репетиция. Женя чувствовала, что не может петь. Что-то стояло в груди, мешая дышать. Ей хотелось заплакать, но глаза были сухими. Она едва дождалась перерыва и, отойдя в сторонку, присела на стул в полном изнеможении. Тотчас к ней подобралась Любка, подкралась как лиса, мягко ступая.