Читать книгу "Оборванный след - Юрий Иванович"

Выход после таких выводов виделся только один: абстрагироваться от внешнего мира полностью. А не получится – значит умереть, но не дать злодеям больше ни крохи информации о своих родных и о своём мире. Только вот подобное решение легче принять, чем воплотить в жизнь.

Хоть графиня Светозарова и так находилась в «нигде», ничего не видя и даже от боли не могущая кричать, уйти в себя ещё глубже никак не получалось. От женского голоса, вернее от сути опасных вопросов, удалось отстраниться. Теперь голос стал походить на гул катаемого течением валуна, слова стали неразборчивы, эмоции тоже почти не доходили до сознания. И в этом помогла собственная эмоция – ненависть.

А вот дальше вырваться от боли или банально умереть никак не получалось. Куда ни металась, что из арсенала своих умений ни применяла, всё бесполезно. И только на исходе сил, словно в забытье, мысленно воскликнула:

«Всё перепробовала!.. Кроме двуализации… Будь она неладна! Сюда сработала, а обратно никак! – но это восклицание породило иные мысли, на которых и попыталась максимально сосредоточиться истязаемая землянка. – Ну а почему это я всё время рвусь назад? Ведь из любой трубы есть два выхода, а чтобы добраться до второго, надо просто двинуться дальше…»

Ценная идея не просто забрезжила на краешке сознания, но стала там крепчать, обрастать дельными мыслями, насыщаться логичными подсказками. Понималось, что идти куда-то дальше, в прямом смысле этого слова, – полная бессмыслица. Тут некуда идти, западня поймала структуру двуализации и отпускать её не собирается. Но что случится, если из внутренностей данной структуры создать иную структуру и отправить её наружу? Ведь по логике, иная структура уже сотворится в совсем иной ипостаси. Потому что сам выход человека в астрал, по заверениям Эля, – это уже изменение реальностей, уже переворот во всей окружающей вселенной, пробой в иной мир. И если выйти из астрала не назад домой, а, скажем так, во второй слой астрала? Или совсем в иное понятие бытия, которое и астралом-то нельзя назвать?

Как оно будет выглядеть? Получится ли? Если есть сама идея, то её можно применить на практике в любой обстановке, в любом месте и в любое время, которое тоже по сути своей относительно. Иначе говоря, можно продвинуться не на иную ступеньку, а в иное измерение, возможно, при этом даже оказавшись в прошлом или будущем.

«Нет, в иное время мне не надо! – своевременно испугалась Шура, чуточку меняя параметры создаваемой новой структуры двуализации. – Достаточно только оказаться вне силовых полей местной ловушки…»

И настолько сосредоточилась на новом для себя процессе, что уже не слышала ничего и даже не реагировала на болезненные ментальные молнии.

И мир вокруг неожиданно ожил. Точнее говоря – он появился ниоткуда. Родился как по мановению волшебной палочки. Заиграл красками. Получил размеры. Зазвучал. И даже получил иные, совершенно ранее незнакомые запахи.

Ну а сама новорожденная крошка сознания, сохранившая все чувства и мысли своего основного «я», получила возможность свободно порхать по громадному помещению в виде никем и ничем не улавливаемой частички. Причём порхать невероятно легко, быстро, не ведая преград и пронзая всё, что попадается на пути, словно частичка нейтрино. То есть кажущаяся вначале сумасбродной идея с двойной двуализацией блестяще воплотилась в жизнь. Оставалось только разобраться в окружающем и понять, что это за мир, в котором Светозарова оказалась.

Во-первых, само понятие помещения являлось чисто условным. Скорей некое перекрученное пространство между клубящимися в мягких оболочках струями разноцветного дыма или пара и бугрящимися корнеподобными стенами, полами и сводами. Скорей всего, древесными стенами, а может, и псевдоживыми, из искусственного материала. Потому что стены порой то вздымались своими выпуклостями, то пытались сдвинуться в разные стороны, то вздрагивали и шли мелкими волнами. Во-вторых, ни тебе прямых линий, ни привычной в понятии землянина мебели, ни хитромудрых устройств, присущих технически развитым цивилизациям. Складывалось впечатление, что всё это находится в желудке древовидного монстра. Правда, пахло вполне приятно – цветами и эвкалиптом. Как со свежим воздухом обстояло дело и с атмосферой вообще, Александра понять не могла: дышать-то она не дышала.

Но не везде царила такая неустойчивость в виде волн или тряски. Треть «помещения» словно замерла в окаменении. Там даже дым в шарах не клубился. И чуть позже стало понятно, почему.

В той трети слышались знакомые голоса. Мир вокруг изменился кардинально, а голоса троих учёных остались легко узнаваемы. А там и их самих удалось рассмотреть, аккуратно и осторожно приблизившись на удобное расстояние. Имелись, естественно, опасения, что здешние ловушки и структуру вторичной двуализации засекут, но пока никаких признаков тревоги не замечалось.

Наоборот, тревога царила в стане учёных по совсем иному поводу: «контакт» оказался сорван. О чём они и ругались с самозабвением и упоением. Причём вначале Саша не слишком-то и к словам прислушивалась, во все глаза, если можно так выразиться, уставившись на импозантное трио. Наверное, потому вытаращилась, что внутренне уже давно ассоциировала своих мучителей с кентаврами-людоедами. А в действительности всё оказалось не так.

Все трое оказались людьми! Но такими странными и противоречивыми людьми, что в сознание закрадывалось предположение: перед глазами сценка из удачного, мастерски сработанного мультфильма. Ещё и ни одного знакомого предмета не было вокруг, который позволил бы чётко соотнести масштаб и правильно представить себе размеры действующих лиц. Они могли оказаться как лилипутами, так и под стать Гулливеру. Но если их воспринимать по обычным человеческим меркам, то смотрелись они так.

Адекватнее всех казался Нытик. По крайней мере – внешне. Большой, высокий, угловатый, он чем-то неуловимо напоминал Титела Брайса. Разве что ректор Академии двигался быстро, сильно жестикулировал и говорил всегда громко, не мусоля слова и не глотая окончания фраз. Да и одевался вполне прилично. Тогда как учёный здешнего мира выглядел сонным ипохондриком, фаталистом, сбежавшим из цирка. Ибо одет он был в обтягивающее всё тело трико. Благо ещё, что не в полосатое, а в однотонное, апельсинового цвета. И неизвестно, что выглядело бы гротескней.

Тип, названный Резким, выглядел как старичок-недоросток, не выше ста шестидесяти сантиметров. Ещё и в одежде из ярких, аляповатых расцветок тканей. Такими рисуют гномов, которые окружали Белоснежку и доставали ей всего лишь до пояса. Весёлые, подвижные, краснощёкие и весьма, весьма упитанные товарищи. И этот старикан, по возрасту смотрящийся за восемьдесят годков, оказался невероятно пузат и щекаст. Что особенно не укладывалось в голове при воспоминании о его фривольных разговорах и пикировках с главной мучительницей из научного трио.

А ту пришлось рассматривать особо. Будь Она усыпанной бородавками ведьмой или бабой-ягой, удивляться было бы нечему. Разве что слишком приятным для такой мерзкой образины голосу, грудному, проникновенному. Но Она по внешним признакам смотрелась девочкой! Не старше двенадцати лет, тоненькой, стройной комплекции, с длинными волосами до колен и с вполне милой, наивной мордашкой. А хуже всего, неуместней и несусветней, казалась её полная оголённость! Уж на что землянка считала себя видавшей виды особой, и то засмущалась от стыда, непроизвольно пытаясь смотреть в сторону. Лишь бы не видеть, как в ходе спора девочка пытается ухватить коллег за причинные места, а те в ответ бесстыже лапают её за все части тела и с особым цинизмом хлопают по раскрасневшейся от таких жестов попке.