Читать книгу "Трефовый валет - Барбара Мецгер"

Элли позволила себе ответить на поцелуй Джека. Наградой ей был его глубокий вздох. Или это ее вздох? Она втянула в себя его пряный запах, ощутила вкус вина, которое он пил до того, почувствовала, как он прижимается к ней, и что-то в ней сжалось в ответ. И то и другое, кажется, становилось все сильнее.

– Ах, Джек! – прошептала Элли ему на ухо, когда он наклонился и, целуя, провел губами по ее шее – ведь теперь ее платье не застегивалось до самого подбородка. – Мне следует велеть вам остановиться.

– Ах, Элли, я умру, если вы это сделаете.

Он наклонился ниже, чтобы поцеловать ее в ключицу, а потом и в грудь, поднимавшуюся в вырезе платья. Он лизнул языком чувствительную атласную кожу, и Элли вздохнула. Или это он вздохнул?

– Это плохо, но кажется, что хорошо.

– В нашей власти сделать, чтобы это было хорошо, милая.

Он уже заставлял ее желать, чтобы все ее правила сгинули без следа.

– Мне следует уйти, но я никак не могу отказаться от этого.

– Вам никогда не придется от этого отказываться.

Никогда? Но любовниц берут не навсегда. Нет, сейчас Элли не хотела об этом думать. Она не хотела ничего, только бы чувствовать и плыть по волне желания, которое она вызывала у него. А он – у нее.

– Вот это, – сказал он, пытаясь оттянуть книзу вырез ее платья, чтобы достать губами как можно глубже. – Вот это имеет место между нами. Я не могу оторвать от вас руки.

Ее руки тоже были очень заняты – они развязывали его шейный платок, чтобы можно было поцеловать Джека в шею и ощутить разницу между выбритой щекой и подбородком. Ее губы случайно оказались рядом с его ухом, и Элли попробовала также и ухо, и Джек застонал, и ей тоже захотелось застонать.

Ей не было больно, но все ее тело ныло. У нее не было жара, но она горела.

– А я не могу вам отказать.

– Хорошо. Значит, вы согласны?

Элли поняла, что вот-вот перейдет границы дозволенного. Когда она станет любовницей Джека, она не сможет снова стать чопорной и добродетельной мисс Силвер.

Ну и к черту мисс Силвер! Она никогда не ощущала себя такой живой, такой желанной, такой женщиной!

– Я согласна.

Джек подхватил Элли на руки и отнес к столу. Потом откинул пыльную скатерть и усадил Элли на столешницу.

– Вы сделали меня совершенно счастливым, любовь моя.

Уже? Элли намеревалась сделать его – и саму себя – куда счастливее. Она не очень понимала, как именно, но Джек подскажет ей. Она притянула Джека к себе. Теперь обе его руки были свободны, он гладил ее и целовал и шептал слова нежности – он, дескать, никогда не встречал такую женщину, как она, он не может без нее, Гарольд объяснил ему, как все должно быть.

– Гарольд? Вы говорили об этом с Гарольдом?

Поскольку Джек поднимал ее юбки все выше и выше, он решил ответить вполне честно:

– Ну, не совсем об этом.

Наконец его рука оказалась именно там, где ему хотелось; Элли никак не могла вообразить, что она там окажется. Она задохнулась от неведомых ранее чувств, запылала и ухватилась за рубашку Джека, чтобы стянуть ее, чтобы ощутить его грудь, поросшую мягкими волосками.

Он остановил ее.

– Не сейчас, любовь моя. Дайте мне сначала запереть дверь. Вдруг войдет Харриет.

– Какая Харриет?

Джек рассмеялся и отошел. Элли вдруг похолодела. В пустой комнате не было огня, и когда Джек перестал согревать ее, жар в ее крови остыл. Мысль о Харриет была подобна порыву арктического ветра.

Харриет – ребенок, ее ученица, девочка, которую она должна научить вести себя как леди. Она должна подавать ей пример, быть образцом морали и добродетели. А не сидеть с задранной юбкой на столе для завтрака.

Господи, она чуть было не позволила подать себя на стол, как ломтик ветчины, миску с яйцами и тарелку с хлебом! Ни одна бедная копченая селедка не чувствовала себя такой презренной, какой почувствовала себя Элли. Она спрыгнула со стола, лицо у нее пылало. Подумать только, она с такой охотой согласилась, чтобы ее соблазнили!

Элли опустила юбки, поправила лиф платья и прошла мимо Джека к двери.

– А кстати, где Харриет? – спросила она, поворачивая ключ в замке, – Вы сказали, что ей лучше остаться с вами, чем сидеть и ждать, пока кончится примерка.

Джек мысленно дал себе пинка за то, что все испортил. Но будут еще и другие моменты, ведь Элли согласилась. Он провел пальцами по растрепанным волосам, жалея, что не может проделать того же с волосами Элли, и вздохнул по упущенной возможности.

– Это случилось раньше. Мне нужно было поговорить с десятником насчет кровельных плиток, поэтому я привел ее домой после того, как мы целый час кормили уток на берегу Серпантина. Почти весь хлеб съел Джокер.

– Значит, Харриет пошла на кухню за хлебом, или она на конюшне, кормит своих зверюшек.

– Нет, она сказала, что устала и хочет поспать.

– Поспать? Харриет? И вы ей поверили? Вы поступили еще глупее, чем я, когда решила, что могу стать вашей…

Джек уже был на середине лестницы, ведущей в гостевое крыло. Элли взбежала вслед за ним. Она ворвалась в комнату как раз в тот момент, когда Джек откинул одеяло и увидел пса в белом кружевном чепчике.

Джокер рявкнул, рассердившись, что его побеспокоили.

– Проклятие! – выругался Джек, а собака спрыгнула с кровати и забралась под нее.

Элли заглянула туда, но увидела лишь забытый там чулок.

– Зачем она солгала?

Элли проверила свою комнату и туалетную, а потом комнату Мэри Крандалл на другом конце коридора.

– Потому что это Харриет. Это ее вторая натура. Но интересно, куда она ушла?

– И еще интереснее – зачем?

Элли посмотрела в платяной шкаф. Там не было одного из новых платьев Харриет, плаща и новой шляпки из пальмовой соломки.

– Она не взяла свои вещи.

– Значит, она не убежала из дома.

– Но она и не могла этого сделать. Ей здесь нравится, и она вас любит. Скорее всего, ей захотелось провести вечер на конюшне со своим пони и прочим зверьем, и она знала, что вы ей этого не позволите, потому что Сэмюел повез нас с Пэтси.

Джек уже выбежал за дверь и несся вниз по лестнице, криком созывая сторожей и рабочих. Никто не видел девочку с тех пор, как много часов назад она пошла на конюшню. Хокинс предположил, что она вышла через кухонную дверь, как часто делала.

Сэмюел все еще скреб упряжных лошадей. Он не видел Харриет с утра.

Коробки, миски и клетки с любимцами Харриет казались нетронутыми, пони безмятежно жевал овес.