Читать книгу "Мефодий Буслаев. Танец меча - Дмитрий Емец"

— Эй! Вообще-то я не такой упитанный! — возмутился он. — А это чего за мелюзга? Купидоны, что ли? А крылья тогда где?

Аня вырвала у него из рук ножницы и стала складывать фигурки в блокнот.

Прасковья подошла и, сунув руки в карманы, разглядывала Эдю.

— Спасибо за помощь! А, кстати, откуда вы здесь взялись? — обратился к ней Эдя.

Прасковья попыталась ответить. Эдя видел, как напрягается ее гортань, однако из горла вырывались только отдельные звуки.

— ыуо…о!

— А, понятно! — вежливо сказал Эдя. Прасковья нетерпеливо стала хлопать себя по карманам. Ни блокнота, ни карандаша. Нашарила алую помаду, нашла в кармане длинный чек из супермаркета.

«Я уШла от ВиХрОвой. ВоЗвРащАюсь на ДмИтровКу», — написала она прыгающими печатными буквами. Помада сломалась. Она перехватила отлетевшую часть пальцами.

— А, понятно… — тупо повторил Эдя, не зная, что еще спросить. — А ваще ты как?

В алых, словно окровавленных пальцах Прасковьи замелькала помада.

«Не ЗнАю. тоШно КаК-тО вСе».

Эдя закивал. Как человек, всю жизнь проработавший в кабаках, он ничему не удивлялся. Его клиенты, подвыпив, тоже вечно жаловались, что им тошно.

— На Дмитровку? А дальше?

«оТстаНь, не ЗнАю я».

— А-а, — протянул Эдя. — Ясно. Слышь, а где… ну шоколадный такой?

Прасковья скривилась и в поиске чистого места перевернула чек на другую сторону. Там было что-то напечатано, но, не смущаясь, она стала писать поверху:

«ЕГо бОльШе неТ».

— Как нет?

«Я РаСсеРдИлась. ОчЕнь. Он РасТаЯл».

Эдя полувопросительно хихикнул. Он не был уверен, что живой человек может растаять.

«оН доНосИл на меНя. Я НаШлА у НеГо… НеВажНо. СКаЖи Мефу, пУсТь он будЕт…»

Помада сломалась еще раз. Эдя так и не узнал, что он должен сказать Мефу. Прасковья с досадой топнула ногой. Над головой у нее разлетелись две лампы дневного света. Волосы осыпало мелкой стеклянной пылью.

Прасковья посмотрела на свою ладонь, на которой лежала растертая в кашицу помада. Подняла руку и провела по лицу. От левого глаза ко рту пролегли четыре красных полосы. Потом повернулась и пошла. Из тоннеля как раз выходил поезд. Зигя выбросил фантик от конфетки и догнал ее.

— Мам, мы узе уходим? У Зиги устали нозки! — заныл он.

Прасковья, не глядя, сунула ему ладонь, которую гигант с величайшей готовностью схватил, и повела его в поезд. Зигя семенил и оглядывался.

— Хорошо, что он хотя бы не попросил взять его на ручки, — буркнул Хаврон.

— Странная девушка… Грустная и потерянная, — тихо сказала Аня.

Поезд ушел, унося в свою черную нору будущую повелительницу мрака и ее непутевого сыночка.

Эдя и Аня остались на платформе.

Эдя долго думал, что сказать своему запоздало найденному счастью. Он ощущал, что должен произнести нечто безумно важное. Что-то такое, что станет программой развития их рода на сотню лет вперед. Запомнится детям и внукам. Эдю просто колбасило от ответственности. И вот слова пришли, ясные и точные. Они войдуг в анналы. Запишутся россыпью звезд на небосклоне. Станут основой новых созвездий.

Он сунул руку в карман. Из кармана возникло нечто смятое, завернутое в капустный лист.

— У меня есть аргентинская котлета. Я хочу разделить ее с тобой! — сказал он.

Глава 21. Два меча

Мы стремились вкусить плод от древа познания добра и зла — вот и получили, чего возжелали. Познаем теперь добро и зло. Прежде, по замыслу творения, человек существовал в добре неосознанно. Дышал добром, не зная иного, как рыба знает только воду. Захотели вкусить и постичь — и вот, сбылось: постигли.

И несладко нам от познания Зла.

«Книга Света»

Последний день перед боем Меф не тренировался. Пришедший утром Мошкин был крайне удивлен, обнаружив Мефа не на отжиманиях, не в душе, а полностью одетого и готового к выходу. Евгеша недоверчиво уставился на часы.

— Что-то ты сегодня рано в универ! Может, и мне на первую лекцию пойти, как ты думаешь? В кои-то веки, а?

— А что, у вас не отмечают? — спросил Меф рассеянно.

Евгеша застенчиво зарумянился.

— Катя ведь староста курса, да? А ко второй паре она мне бутерброды делает: один с колбасой, один с сыром. Это правда, что я с сыром больше люблю, да? Ну Катя так говорит.

Меф с Дафной переглянулись. Мошкин был в надежных руках.

— Даф, ты меня проводишь? — спросил Мефодий, когда Евгеша, тоскуя от нарушения распорядка, ушел.

Дафна кивнула и наклонилась, захватывая две самые ценные вещи: флейту и кота. Третья самая ценная вещь качалась в дверях, прося ее проводить.

До метро они шли молча. Москва окончательно сдалась осени и покорно ожидала зимы. Листья были уже собраны в черные мешки, которые грустно стояли вдоль дорог.

Мефу говорить не хотелось. Он только что понял, что это последнее его утро и последний день в университете. За ночь лужи подмерзли, и Меф наступал на трескучий лед. Заточенный в комбинезон Депресняк шипел на прохожих.

— Ты дерешься с Ареем сегодня в полночь! — сказала Дафна, когда буква «М» на павильоне стала отчетливо видна.

Меф вздрогнул и остановился.

— Откуда ты?.. Но кто тебе?..

— Корнелий. До Корнелия — Эссиорх. До Эссиорха — Шмыгалка. До Шмыгалки я прочитала все в твоих глазах. Сегодня ночью в Царицыно будет…

— Людно. Нет, не людно. Стражно, — пасмурно закончил за нее Меф.

Дафна сунула руку в карман. Пальцы нащупали лист пригласительного дерева. Мефодий до сих пор ничего не знал о нем. Она достала его, расправила на ладони. Золотые жуки опять сбились в кучу. В холодной Москве им стало неуютно. Хотелось домой, в Эдем. Дафна медлила их пугать, гладя лист рукой. Может ли сражаться солдат, если знает, что для бегства уже наведены мосты? Простит ли ей Меф, если она скажет? И простит ли он сам себя, если вдруг согласится?

— Что это?

— Красивый лист из Эдема, — быстро ответила Дафна.

Это был действительно лист и действительно из Эдема, но все же она балансировала между правдой и ложью.

— А-а. Понятно… — отозвался Меф. К красивым листьям он относился равнодушно.

Последний университетский день прошел под знаком «никак». Никто не желал принимать во внимание, что сегодня ночью он умрет. Преподаватель Горюхин поставил Мефу жирную точку в свою записную книжку за плохую подготовку к лабораторной, а англичанка накричала, причем почему-то на русском языке. Все же Меф досидел до последней пары и старательно записал домашнее задание, как всегда безумно большое. Насколько Буслаеву было известно, целиком его делала только одна девушка на курсе, да и та была этническая китаянка.