Читать книгу "Жизнь мальчишки. Том 2 - Роберт МакКаммон"

Я напомнил себе, что сию минуту я именно тем и занимаюсь, что болтаю с пустотой. Мне было покойно так сидеть, потому что я знал, что Дэви Рэй здесь, рядом со мной. Подвинувшись чуть в сторону, туда, где пожухлая трава уцелела от острых лопат, я откинулся на спину и лег. Широко распахнув глаза, я уставился в небосвод, усыпанный потрясающе красивыми звездами, и ощутил в груди благоговейный восторг.

— Посмотри на это небо, — сказал я. — Только посмотри. Вид у него такой, словно Демон взяла и высморкалась на кусок черного бархата, верно?

Я улыбнулся, решив, что Дэви наверняка оценил бы мою шутку.

— Нет, в самом деле, — продолжил я, — оттуда, где ты находишься, тебе видно небо или нет?

В ответ молчание. Молчание и тишина.

Я сложил руки на груди. Прижимаясь спиной к земле, я почти не чувствовал холода. Моя голова лежала рядом с головой Дэви Рэя.

— Сегодня меня выпороли, — признался я. — Отец снял с меня три шкуры. Может, я это заслужил. Но почему Луженой Глотке все сошло с рук, вот что я хотел бы знать? Разве она не заслужила такой же порки? Почему никто и никогда не слушает детей, ведь им часто есть что сказать?

Я вздохнул; пар поднялся в небо к Большой Медведице.

— Мне ведено извиниться перед ней в письменном виде, Дэви Рэй, но мне не в чем извиняться. Я не хочу писать никаких извинений. Я просто не могу заставить себя это сделать, и никто не сможет меня заставить. Может, я не прав, но не прав только наполовину, а взрослые хотят взвалить на меня всю вину. Не могу я извиняться! И не хочу. Что мне делать, Дэви?

И тогда я услышал ответ.

Но это был не голос Дэви Рэя, урезонивавший меня, как вы, наверное, подумали.

Это был свисток паровоза, донесшийся до меня откуда-то издалека.

Приближался товарный состав.

Я поднялся и сел. Вдали я увидел петлявший между холмами прожектор локомотива, который держал курс на Зефир. Сидя неподвижно, я смотрел на приближавшийся поезд.

Перед мостом через Текумсу поезд обязательно притормозит. Обязательно, потому что так бывает всегда. А через мост товарняк пройдет и вовсе осторожно, медленно, чувствуя, как скрипят и стонут от натуги балки и фермы старой конструкции.

Так что перед мостом, если у кого-то есть желание, вполне можно успеть вскочить в открытую дверь какого-нибудь вагона.

Это вполне возможно, но удобный момент долго не продлится. Товарняк снова наберет скорость, а добравшись до противоположной окраины Зефира, снова погонит во весь дух.

— Не могу я писать извинения и не буду, Дэви Рэй, — тихо проговорил я. — Ни завтра, ни послезавтра. Никогда и ни за что в жизни. В школу мне тогда дорога будет заказана, верно я рассуждаю?

В ответ Дэви не сказал ничего, не возразил, ни поддакнул. Мне предстояло решать все самому.

— Что, если я отправлюсь путешествовать ненадолго? Дня на три? Просто чтобы дать им понять, что я лучше сбегу из дома, чем стану унижаться перед Луженой Глоткой? Может, тогда они наконец прислушаются ко мне, как ты думаешь?

Говоря это, я не сводил глаз с крупной желтой звезды, что быстро приближалась ко мне. Паровоз снова свистнул, может, отпугивая с путей косулю. Мне показалось, что паровоз зовет меня: “Кор-р-ри-и-и-и-и”.

Я поднялся на ноги. Если я сейчас добегу до Ракеты, то как раз поспею к мосту. Еще пятнадцать секунд — и впереди меня ждет новый день разочарования и бессильной ярости при виде родителей. Новый день для мальчика, заключенного в своей комнате, откуда можно выбраться, только если всем поступиться и написать покаянное письмо. Товарные поезда, проходившие через город, всегда возвращались. Я засунул руку в карман и нащупал там пару четвертаков, оставшихся со сдачи за попкорн или леденцы, купленные в “Лирике” в ту пору, когда дела еще шли хорошо.

— Я пошел, Дэви Рэй! — сказал я. — Я пошел! Сорвавшись с места, я бросился между надгробиями. Добравшись до Ракеты и вскочив в седло, я уже не верил, что успею. Я закрутил педали к мосту как сумасшедший, пар от собственного дыхания бил мне в лицо. Затормозив на щебенной насыпи, я слышал, как стонет и трещит мост под непомерной тяжестью товарняка; состав только-только начал перебираться на другую сторону моста, и я вполне успевал претворить в жизнь свой план.

Локомотив появился передо мной, слепя лучом мощного прожектора. Огромная махина поравнялась со мной и, шипя паром, покатилась дальше, двигаясь со скоростью пешехода. Потом мимо покатили вагоны с надписью “Южные железные дороги”: бум-ка-туд, бум-ка-туд, бум-ка-туд, говорили мне колеса. Поезд снова начинал разгоняться. Я откинул подножку и попрочнее установил Ракету. Потом на прощание провел рукой вдоль руля, надеясь, что расставание продлится недолго. На мгновение я увидел промелькнувший в фаре моего велика золотой глаз, сверкнувший лунным сиянием.

— Я вернусь! — пообещал я. — Обязательно вернусь! Товарные вагоны шли закрытые и с грузом, один за другим, один за другим. Вдруг, у самого конца состава, я увидел вагон с приоткрытой дверью. Я вспомнил изуродованных коров с отрезанными головами, угодивших под поезд, несчастных искалеченных бродяг, сорвавшихся с подножек, но отогнал от себя трусливые мысли. Дождавшись вагона с приоткрытой дверью, я, примерившись, побежал параллельно поезду. Поручни находились от меня всего в полуметре. Вскинув правую руку, затянутую в перчатку, я крепко ухватился за толстый металлический стержень поручней и, рывком оторвав свое тело от земли, бросил его вверх и вперед.

Все отлично получилось с первой же попытки — и я оказался на подножке возле двери. Собственная ловкость поразила меня. Я не думал, что когда рядом с тобой бездумно грохочут несколько десятков тонн глупой стали и дерева, опирающихся на колеса с острейшими кромками, хочешь не хочешь — в миг становишься заправским акробатом. Просунувшись в щель внутрь вагона и ступив на дощатый пол с набросанным сеном, я не сразу смог заставить свои пальцы отпустить поручни. Звук моего прибытия в деревянные недра пустого вагона нельзя было назвать деликатным; дробный стук каблуков эхом раскатился по пустому пространству, где единственным ходом наружу была та самая дверная щель, которой я только что воспользовался. Вагон качнуло, и я пребольно плюхнулся на мягкое место, но поспешно поднялся, хватаясь за стены руками, и сел, весь в сене.

Вагон раскачивался, трясся и грохотал. Было ясно, что он не был предназначен для перевозки пассажиров.

И тем не менее пассажиры в нем были.

— Эй, Принси! — крикнул кто-то. — Смотри-ка, к нам залетела птичка!

Я вскочил на ноги. Голос, который я услышал во тьме, был помесью каменного крошева, дробящегося в бетономешалке, и весеннего бульканья крупной болотной жабы. Его обладатель приближался ко мне.

— Да, я тоже вижу его! — ответил первому второй голос. Этот голос, с подчеркнуто иностранным акцентом, был гладкий, словно черный шелк. — Сдается мне, Франклин, что птичка сломала себе крылышко!