Читать книгу "Мерцающие врата - Дженна Блэк"

Хммм… Год с лишним в золотой клетке. Это казалось очень долго, если вспомнить, сколько всего времени я провела в Авалоне. Но, с другой стороны, это еще и целый год с хвостиком, когда мама вынуждена будет оставаться трезвой.

Я отчасти соглашалась с отцом, что насильственная трезвость не исцелит маму. Но по крайней мере, ее здоровье хоть немного восстановится после всего вреда, которое она причинила себе. И — хотя бы на это время — у меня будет мама, с которой можно общаться, которую я не буду презирать и которой не буду стыдиться. У меня будет мама, которую я так редко заставала трезвой — умная, с чувством юмора и… классная.

Да, выбора у меня не было. Это отец ясно дал понять. Но я вольна выбирать, как отнестись к новым жизненным обстоятельствам. Свободы восприятия у меня никто не забирал.

Так что я проглотила слова протеста, готовые сорваться с губ, и сделала глубокий вздох. Я смогу. Я соглашусь на его условия и снова завоюю его доверие. А когда мне исполнится восемнадцать — если я, конечно, доживу до этого времени — я сама решу, где мне жить — в Авалоне или в Реальном мире.

Я кивнула.

— Хорошо. Я обещаю, что буду вести себя хорошо.

Если бы у меня сейчас руки были не на виду, я скрестила бы пальцы. В конце концов, это женская прерогатива — передумать, если захочется. Я не обязана говорить «правду, только правду и ничего, кроме правды».

Отец сдержанно улыбнулся, и это значило: «Поверю, когда увижу». Но он ничего не сказал, просто похлопал меня по руке настолько ласково, насколько это мог сделать сдержанный от природы Волшебник.

Он уже выходил, когда я вдруг остановила его.

— Пап? — позвала я, и он обернулся, приподняв одну бровь. — Спасибо, что послал Финна спасти маму.

У меня ком встал в горле при воспоминании о том, какая боль пронзила меня, когда Грейс крикнула в телефонную трубку: «Убей ее!»

Отец серьезно посмотрел на меня.

— Не благодари. Я тут ни при чем, я ничего не сделал. Алистер задержал Грейс, Финн спас твою мать. Я прибыл на место происшествия, когда все было кончено.

— Да, но ты живешь далеко от моста, на горе, — сказала я, осознав вдруг, что он искренне считает себя виноватым, что не он сам спас меня. — Итан позвонил сначала своему отцу, а уж потом тебе. И, я думаю, ты позвонил Финну, потому что он живет ближе к отелю, чем ты, верно?

Отец кивнул.

— Так что если бы ты сам бросился спасать маму, ты бы опоздал и она бы умерла. Ты все сделал правильно.

Отец улыбнулся мне, но глаза у него были грустные.

— Да, знаю. Но мне от этого не легче.

Что тут скажешь? Но в это время пришел врач, и мне не пришлось ничего отвечать.

Эпилог

Я не удивилась, когда оказалось, что «безопасное место», где мне предстоит жить, располагается внутри горы, в туннелях. Хорошей новостью было то, что там было электричество, горячая вода, телефон и Интернет. Плохой — то, что я ненавидела туннели всей душой. Я терпеть не могла искусственное освещение. От низких потолков, которые в любой момент могут обрушиться, у меня развивалась клаустрофобия. (И не важно, что я знала: они не обрушатся.) И потом, я ненавидела воспоминания, связанные с туннелями.

Когда неделя моего заключения подошла к концу, мне наконец разрешили выходить из маленькой комнатки, хотя только в дневное время и только с охранником. Но даже так я чувствовала восхитительную свободу — после недельного заточения.

Все — вопрос времени. Я даже возобновила тренировки с Кином; он ни разу не упомянул о моей попытке бегства или о том, что я была в больнице. Интересно, почему?

Мама поселилась в доме отца, в той комнате, где раньше жила я. Она по-прежнему не была ни счастливой, ни веселой, даже после того, как начала курс реабилитационной терапии. Но по крайней мере, она была трезвой и более-менее в своем уме.

Благодаря ей, я в конце концов узнала, на что способен мой отец. Я не хотела обсуждать с ней случившееся, но в итоге вынуждена была спросить, почему она передала отцу опеку надо мной. Мне казалось, это последнее, что она способна сделать. И я подозревала, что здесь кроется какой-то обман.

— Я устала, милая, — сказала мама, когда я спросила ее об этом. — Мне надо поспать.

Я фыркнула. Если это не самая жалкая попытка избежать разговора, то что тогда?

— Я заслуживаю того, чтобы знать, а? Как ты считаешь? — проявила я настойчивость, хоть и знала, насколько трудно заставить маму отвечать, если она не хочет.

— Я просто… решила, что так будет лучше для тебя, — сказала она, но при этом не смотрела мне в глаза и не могла сидеть спокойно. Она заерзала на стуле, сплела пальцы рук и принялась постукивать ногой по полу. Все это были признаки неимоверного желания выпить. Но дело было не только в этом.

— Я ведь и у отца могу все это выяснить, — сказала я, решив, что могу позволить себе небольшой блеф.

Да, отец сказал бы мне правду — он доказал уже, насколько он принципиален в этом вопросе, — но я хотела, чтобы мама сама рассказала мне обо всем. И если придется ждать этого неделями — что ж, я готова.

Но, возможно, отсутствие алкоголя ослабило мамину волю, или просто врать с трезвых глаз оказалось сложнее. Все еще ерзая и дергаясь, она заговорила, глядя куда-то мне через плечо.

— Он велел Финну привезти меня сюда после того, как тот освободил меня в отеле, — сказала она. — Твой отец, он… ничего мне не давал.

Не давал спиртного, вот оно что!

— Я была… в отчаянии, — продолжала она. — Но он отказывался мне помочь. Потом он принес мне все эти документы и попросил их подписать. Он не сказал, что в них, и не дал мне их прочитать.

Я не верила своим ушам.

— Ты хочешь сказать, ты просто села и подписала отказ от меня, даже не посмотрев, что ты подписываешь?

Ее плечи поникли, взгляд уперся в пол.

— Не сразу, — сказала она тихо. — Сперва я не соглашалась. Но мне становилось все хуже и хуже, а Симус продолжал отказывать мне в помощи.

Кажется, теперь я начала понимать, на что отец сделал ставку. Картина прояснялась.

— Он сказал, что даст тебе выпить, если ты подпишешь бумаги, — прошептала я, потому что сказать это громко вслух значило бы заплакать.

Мама выглядела раздавленной.

— Я подозреваю, по закону США это признали бы недействительным, — сказала она. — Я была не в своем уме, когда подписывала бумаги, — она поморщилась. — Честно говоря, я и не помню этого толком, но моя подпись стоит на всех документах, и у меня нет основания не верить, что я подписала все, как и говорит Симус.

Я сжала зубы, подавляя ярость. Отец добился того, чтобы мать признали невменяемой, но прежде извлек выгоду из ее невменяемости. Да, я сердилась на маму за то, что она сделала — и я не могла не обижаться, что она не боролась за меня. Но большая ответственность за то, что произошло, ложилась на плечи отца.