Читать книгу "Ничейный космос - Филип Палмер"

Пропутешествовав по Вселенной еще парочку десятков лет, я осела на Ребусе, четвертой планете системы Мориарти. Там по телевизору следила, как мой сын захватывает Землю и наконец провозглашает себя вождем человечества.

Я тогда ничего не понимала. Даже в себе не могла разобраться, а в мысленном дневнике сделал запись:

Не знаю, кто я и для чего делала то, что делала. Я — только стрела, летящая сквозь время.

Сомневаюсь, что я вообще человек.

Дети! Они разбивают нам сердца

Когда Питеру исполнилось девять лет, я стала бояться его. Временами он взрывался от гнева, орал, а меня потом часами трясло. При этом меня не покидало чувство, что сын вовсе не теряет самообладания, что в центре урагана бешенства остается око — пятачок зловещего спокойствия.

Питер требовал, чтобы я уволила няню только за то, что он заставляла его есть зеленые овощи. Об этом, естественно, не могло быть и речи. Тогда Питер стал мочиться в постель. Мне было стыдно. Приходилось вставать по утрам, стирать и гладить простыни, пока их не увидела няня. Видя такое дело, Питер начал писаться в школе (выпивая перед сном полтора галлона воды). В конце концов он победил, и няню я уволила.

Еще он обладал поразительной силой внушения: по его слову дети в школе выпрыгивали из окон первого этажа (в результате — переломы, ушибы), а стоило ему захотеть сладостей — сверстники без вопросов отдавали карманные деньги.

Родители детей настаивали, чтобы Питера исключили из школы. Он стал парией.

Однажды сын додумался засунуть дохлую кошку в водосточную трубу дома, где жил его одноклассник, — и весь дом провонял. Потом «склеил» двух маленьких девочек, намазав им руки суперклеем. Малышки два дня боялись сказать об этом папе и маме, ходили повсюду вместе, даже в туалет. Узнав об этом, их родители получили нервный срыв: из-за морального ущерба и собственного невнимания к детям.

Лицо у Питера было страшное — все в рубцах от угрей и прыщей. В пятнадцать лет я отправила его на пластическую операцию, чтобы взрослую жизнь он начал с нормальным лицом (а то какая девушка захочет с ним целоваться!). Но уродство все равно сохранилось на каком-то подсознательном уровне — взглянешь на Питера и пугаешься.

Питер все время мастурбировал. Вроде бы все мальчики рукоблудствуют, но мне до смерти надоело видеть комки спермы на дне унитаза; бесили и простыни — твердые от спекшегося семени.

Питер воровал из магазинов журналы жесткого порно, зачитывался опусами некрофилов и копрофилов… Как вспомню, до сих пор блевать тянет. Я водила его на прием к психиатру, и там он ради шутки «признался», будто занимался сексом со мной.

Ну откуда в ребенке взялось ТАКОЕ?!

Возможно, тому есть причины и оправдания. Возможно, виной тому я. Я была слишком занята: боролась с «Мечтами о будущем», лечилась, возвращала себе кожу, а про сына не помнила. Я приходила домой за полночь и, конечно, боялась мести врагов: думала, ко мне пришлют киллеров, и те для забавы сначала изнасилуют меня в моей же постели, потом убьют — и возьмутся за сына.

Я превратилась в параноика, напивалась в стельку, глотала антидепрессанты, без меры колола себе омолаживающие препараты. Я стала ничтожеством с ребенком на руках. О чем только я думала?!

Это я во всем виновата!

Но со временем Питер изменился, лицо его разгладилось, он улыбался часто и охотно. В семнадцать Питер был харизматичным юношей, научился мне льстить. Вырос в этакого маминого сыночка. Скажет мне доброе слово, а я прыгаю от восторга.

Ему было зверски интересно все, чем я занималась. Он ездил со мной по миру: в Европу, в Египет и другие африканские страны. Вместе мы гуляли по Парфенону, и Питер вел меня под руку, словно муж. Однако он оставался моим сыном — милым, забавным сыночком.

На какое-то время я забыла о его темной стороне. Баловала. Он ни в чем не знал отказа. Я никогда не спорила, хотя порой мысли Питер высказывал дикие. Как я гордилась им, когда он поступил в Оксфорд учиться на врача. А когда его оттуда вышибли за драку, гордилась, как быстро он устроился на курс экологов в Лондонском городском университете. Из него Питера тоже выгнали, но ведь как скоро он нашел себе работу в Сити!

Потом его уволили за растрату клиентских вкладов, но я все равно гордилась, потому что Питер, презрев позор, вернулся домой. Он целыми днями валялся в постели, пил и каждую ночь приводил разных девушек. В общем, был счастлив. Большего мне и не хотелось.

Через год ничегонеделания Питера арестовали якобы за изнасилование девушки, продавщицы из магазина. Они оба принимали наркотики и познакомились, наверное, ночью в погоне за кайфом. Девчонка подала в суд, а Питер настаивал, что все было по обоюдному согласию. На теле «пострадавшей» обнаружили синяки, и полиции того хватило. Но я дернула за ниточки, подкупила родителей девушки, чтобы их дочь изменила показания.

Да, Питер мог обойтись с ней грубо, но ведь у него такая душевная травма с детства!

А через год… через год Питер рассказал, что в ту ночь был трезв как стекло, выследил обдолбавшуюся девчонку (ведь такая не стала бы сопротивляться), привез к нам домой, привязал к кровати и изнасиловал, записав все на пленку. Потом он эту запись просматривал и мастурбировал. Даже предложил, сволочь, посмотреть это «кино» мне.

Питер так объяснил свою теорию: женщины якобы должны признать превосходство мужчин, проникнуться духом полного подчинения. А изнасилование только ускоряет этот процесс.

Я сразу распознала симптомы психопатии. Идти к врачу Питер наотрез отказался. Он не дал мне обратиться в полицию, убедив, будто на мне — часть вины. Я и по сей день считаю себя соучастницей того изнасилования; словно бы, любя сына, разделяю с ним его грехи.

Но именно из-за любви я прощала Питеру все, именно из-за любви продолжала его покрывать. Я верила, будто в нем есть хоть капля святого. В конце концов, с Питером всегда было приятно, даже здорово пообщаться.

Потом он на какое-то время примкнул к партии неонацистов и голосовал за Тотальный исход мусульман с Земли. Дружил с фашистами, мошенниками, клиническими психопатами… Содержал гарем смазливых девиц, гулявших с другими мужчинами (с которыми Питер своих «наложниц» сам и сводил).

Мы сохранили прекрасные отношения, даже когда он съехал от меня на другую квартиру (за которую платила я) и наделал долгов в десятки тысяч фунтов стерлингов. Потом какая-то пятнадцатилетняя девчонка плеснула ему в лицо кислотой (совершенно беспричинно, утверждал Питер), и мне пришлось раскошелиться на пластическую операцию. Девчонку после убили, но подозревать сына у меня причин не было (на всякий случай я даже не стала ничего проверять).

Бывало, Питер попадал в тюрьму, но больших сроков ему не давали — только за пьяные дебоши, драки, расистские выступления, сексуальные домогательства и неуплату по счету в ресторане. Питера еще дважды обвиняли в изнасиловании, но до суда дело не доходило. У полиции наверняка имелось досье, и они ждали от меня одной фатальной ошибки.