Читать книгу "Здравствуй, брат, умри - Макс Острогин"

Куда?

Тоже не знаю… Куда-то. У тварей наверняка есть куда.

Не знаю. В клетке я снова пытался думать, кто такие эти твари? И я все-таки склонялся к версии пришельцев.

Пришельцы. А что, это вполне. Они могли за нами наблюдать в свои телескопы, потом смотрят — у нас дела пошли плохо, все развалилось, часть народа вообще вымерло, вся цивилизация испортилась. Они подождали немного и прилетели. Или всплыли. А что, им теперь раздолье. Людей мало, я один, сопротивления нет, знай лови диких и сажай их в клетки.

Вот они и сажают. А когда наловят столько, сколько надо будет, уберутся обратно, к своим звездам. Или в океан нырнут.

Твари — это инопланетяне. Это по ним самим видно — головы блестящие, хоботы болтаются, уроды. А люди так и не прилетели. Наверное, они там на своем Меркурии совсем вымерли. Получается, что я последний человек. Наследник всего, что тут есть. Получается, что эти твари меня грабят. А я ничего не могу с этим сделать…

Могу только бежать. Пока остается только это. Потом, ну, когда мы заберемся куда-нибудь подальше, я попробую, конечно, разузнать — прочно ли у нас обосновались твари или прилетели просто так, на время. А сейчас…

Сейчас у меня трудности. В количестве шести штук.

Дичата выглядели угнетенно. Еще бы, город на всех так действует. Я помню когда я первый раз в город попал, то вообще не понимал, где я и что это вокруг. После леса город пугает. Слишком много правильных линий.

— Есть хотите? — спросил я дичат.

Они поглядели на меня непонимающе. Я указал пальцем на рот, пожевал. Дичата издали одобрительное гудение.

— Значит, хотите.

Хотя эти дикие могут, наверное, месяц без еды обходиться. А мне вот нечего голодать, подкрепиться не мешает. Явно не мешает.

— Тогда подкрепимся, — сказал я и свернул к ближайшему дому.

Дома все были одинаковые, как шишки. Близнецы. Поэтому разницы, к какому дому идти, не было никакой.

— Держитесь рядом, — велел я дичатам. — Рядом!

Я очертил пальцем невидимый круг.

— Никуда от меня не отходите!

Конечно, слов они не понимают, зато, как любые дикие животные, прекрасно чувствуют интонации и выражение лица. Поэтому я сделал страшное, внушающее уважение лицо и пнул дверь. Дверь вылетела, и мы вошли.

Такие дома долго стоят, дерево обработано специальным составом, а пластик так тот вообще не гниет. Снаружи они почти как новенькие — дождь моет, ветер обдувает. А внутри пыль. Не во всех — в некоторых нет, в некоторых есть. В этом была столетняя пыль, даже больше, чем столетняя. Наверное, в палец толщиной. Во всяком случае, ноги мои утонули.

— Добро пожаловать, — сказал я.

Дикие опять сплотились в кучку, я показал им знаками, что следует стоять здесь, посреди. А сам направился в сторону кухни.

Если в домах и есть что съедобное, то всегда на кухне. Когда началась пандемия, многие собирали продовольствие, поэтому на кухнях встречаются кое-какие запасы. Жители этого дома тоже туда же — весь кухонный буфет оказался забит жестянками. Круглыми, продолговатыми и высокими.

Консервы — не лучший вид припасов. Плохо выдерживают время. Хромой говорил, что когда он был маленьким, редко, но еще встречались неиспорченные консервы, особенно из рыбы и разных подводных осьминогов. А я вот ни одной не протухшей рыбной банки в жизни не встретил.

Но на всякий случай я решил проверить, исключения ведь случаются всегда. Взял кухонный нож, распечатал крайнюю банку, продолговатую. Раньше, кажется, тут тоже была рыба. Теперь ничего, коричневая, перепревшая в сплошную однородную бурду жижа, рыбой даже не пахло. Бросил банку в раковину и принялся пересматривать остальные буфетные шкафчики.

Вообще из сыпучих, допустим, продуктов хоть что-то сохранилось только в жестянке и разных плотных картонных упаковках. Можно найти сахар, муку, иногда фасоль. Достаточно часто случалось масло в пластиковых бутылках, но масло есть нельзя, разве что растираться.

Я нашел печенье, на жести такие желтые колесики нарисованы — значит, печенье. Несколько банок. Повезло, печенье — редкая вещь, восторг просто. Я разрезал упаковку.

Печенье засохло, превратилось в твердые, как дерево, квадратики, кружочки и треугольнички. Сверху сохранилось застывшее насмерть варенье, кусочки орехов и какие-то зеленые крапинки. Хромой всегда удивлялся, говорил, что хлеб — единственная вещь, которая сохраняет вкус на протяжении долгих лет. Я вскрыл вторую коробку, заглянул в гостиную, кинул жестянку дичатам. Показал, что нужно грызть и жевать, сам вернулся в кухню. Стал сам грызть и жевать.

Печенье оказалось протухшим. Горьким, видимо, скопились в нем какие-то вредные вещества, есть нельзя. Я швырнул банку в окно, затем вернулся в гостиную. Дичата уже вовсю грызли печенье, послушные, однако. Жрут, а оно горькое. Слушаются, хорошее качество.

Я отобрал печенье, тоже его выбросил.

— Есть нельзя, — сказал я. — Нельзя. Нельзя.

Я состроил отрицательное лицо — видно было в окне. Надо убираться… А этих как оставить?

— Сидеть! — рявкнул я и указал пальцем в пол. — Сидеть! Здесь!

Дичата собрались в кучку и сели. Молодцы.

Дикие — они ничего не знают. Когда приключилась болезнь, все взрослые умерли. Да и дети тоже умерли, мало детей осталось. И никто не смог этих детей научить, как правильно жить. Они одичали. И их дети уже были совсем дикими. Дальше и пошло, все дикие и дикие. Так людей и не осталось совсем. Ну, кроме меня. Дикими надо руководить.

За дикими надо следить.

Еды не было. Но можно поискать одежду. Я обследовал дом по второму этажу. Одежды тоже нет. Видимо, люди ушли. Забыли припасы, а одежду забрали. Остались какие-то штуки с веревочками, непонятно для чего, я уж не стал их надевать, они разваливались при первом же прикосновении. Нашел, правда, полезную вещь — корзинку опять, теперь буду в ней таскать Волка. Это удобнее.

Спустился. Дичата сидели, как я их оставил.

— Молодцы, — сказал я. — Хорошие. Теперь за мной. Дальше.

Мы вышли на улицу и направились к следующему дому.

В следующем доме тоже ничего интересного не встретилось — ни одежды, ни еды. Даже консервов. Скучно.

Так мы обследовали почти всю улицу. Напрасно. Ничего не нашли.

После пятого дома я остановился. На перекрестке. Если много одинаковых домов, то должен быть магазин. Это обязательно. В конце улицы всегда магазин, чтобы люди за едой в него ходили.

— Туда, — указал я пальцем.

Мы пошагали по улице и почти добрались до магазина, я был в этом уверен, я чувствовал присутствие магазина, тут, совсем рядом…

На дорогу вышел лигр. Прямо перед нами. Метров двадцать.