Читать книгу "Клинок эмира - Георгий Брянцев"

— Это нетрудно проверить, — спокойно заметил подполковник, снял телефонную трубку, набрал номер и сказал: — Товарищ Сивко? Шубников говорит. Зайдите пожалуйста, ко мне.

На короткое время все умолкли.

В дверь постучали.

— Да, да, — разрешил Шубников.

В комнату в полной форме, с погонами на гимнастерке вошла Людмила Николаевна и, приложив руку к берету, доложила:

— Старший лейтенант Сивко явилась по вашему вызову.

Халилов и Анзират с изумлением смотрели на нее.

Шубников сердечно рассмеялся и спросил:

— Есть вопросы к Людмиле Николаевне?

Анзират сжала виски руками, Саттар усиленно потирал лоб.

Нет, вопросов не было.

ЭПИЛОГ

Над пустыней летит ветер. День и ночь свистит он в зарослях саксаула, в тугаях, завывает в урочище Кок-Ит. И все несет и несет мелкий, точно пыль, горячий песок. Там, где лежал камень, вырастает бархан, а где была лощинка, расстилается ровное место. Неутомимо, зло и сердито работает ветер. Под однотонным и скучным песчаным покровом исчезает след времени.

Вот уже скрылись последние тропы, проложенные караванами к семи иссякшим колодцам. Засыпаны глиняные площадки, окружающие их, не стал виден кусок рельса, торчавший стражем у таинственного клада. Развеян и сам холм, под которым скрывались долгие годы сокровища. Только побелевшие от солнца и дождя, вылизанные ветром человеческие черепа на песке смотрят пустыми глазницами в пространство. В них находят убежище прохладолюбивые змеи да таятся, поджидая ночи, фаланги.

Идет неторопливо время. Все дальше и дальше уходит в прошлое тайна урочища Кок-Ит, а вместе с ней и легенда о клинке эмира. В далеких бухарских кишлаках седобородые старцы еще помнят эту легенду и в звездные летние вечера за пиалой кок-чая рассказывают ее молодым… Рассказывают по-разному, но кончают все рассказчики одинаково: клад нашел узбек-пастух и отдал сокровища народу, чьим потом и чьими руками они были созданы.

Имя пастуха никто не называет: быть может, оно забыто, быть может, никто его и не знал. Но говорят, что жив этот пастух и сейчас.

Легенду эту услышал однажды русский человек, охотник. Он сидел у ночного костра, курил, слушал словоохотливых стариков, и едва заметная улыбка трогала его губы.

Когда рассказ был окончен, русский проговорил:

— Знаю я имя того человека, что нашел клад. Живет он в горном кишлаке Обисарым, звать его Бахрам. Только он не пастух, а садовник.

И русский поведал старикам историю Бахрама.

Было это давно, еще при эмире бухарском. Много золота, платины, серебра и драгоценных камней накопил эмир в своих сокровищницах. Крови людской он не жалел. Многих обездолил, ограбил и погубил, наполняя свои подземные кладовые богатствами. И собирал эмир не только золото. Любил он и редкое, дорогое оружие. У него были собраны клинки из дамасской стали, турецкой, персидской, индийской. А хорошего клинка из русского булата не было. Велел эмир своим прислужникам достать ему такой клинок хоть со дна морского.

Прихоть эмира — закон. С большим трудом, за огромную цену достали ему клинок, выкованный златоустовским мастером Иваном Бушуевым из знаменитого аносовского булата. Сам эмир испытывал его. Он разрубил им пополам десять разных клинков, а бушуевский даже не зазубрился!

Клинок с виду был прост, не было на нем никаких украшений, не было и ножен. По обычаям, прежде чем украсить эмирский клинок и вложить его в ножны, полагалось обагрить его человеческой кровью.

Эмир приказал — и за один час несколько кандальников, заключенных в зиндане, расстались со своими головами.

После этого клинок попал в руки искусного бухарского мастера, замечательного резчика Умара Максумова, и он разукрасил его. Первые ножны для клинка сделали в Турции, вторые — в дагестанском ауле Кубачи, знаменитом на весь Восток своими мастерами-оружейниками.

Несколько лет спустя приближенный эмира Ахмедбек, возвратившись из поездки в чужие страны, привез с собой семнадцатилетнюю девушку — польку Ядвигу. Он хотел ее сделать своей пятой женой, но Ядвигу увидел эмир. Красота девушки поразила Саида Алимхана. Желая угодить своему господину, Ахмедбек подарил ему девушку, а взамен получил из рук Саида Алимхана его драгоценный клинок из бушуевского булата.

Миновало еще несколько лет. Народ восстал против тиранов. Вокруг Бухары установилась советская власть. Вооруженные отряды рабочих и дехкан пошли на штурм эмирата.

Однажды темной тревожной ночью красавица Ядвига вызвала к себе Ахмедбека. Она показала ему большой кувшин, в рост пятилетнего ребенка, и сказала:

— Увези поскорее куда-нибудь подальше и понадежнее спрячь. Когда времена изменятся к лучшему, мы оба станем самыми богатыми людьми. Тут все самое ценное из того, что я получила от Саида Алимхана. Ты понял меня?

Ахмедбек поклонился.

— Исполнишь?

Ахмедбек поклонился вторично.

Той же ночью он, его телохранитель Бахрам и ближайший советник Ахун, захватив с собой пятерых джигитов, покинули Бухару и углубились в пески. Следующей ночью они достигли урочища Кок-Ит и недалеко от семи колодцев зарыли кувшин.

План тайника они нанесли на листок бумаги. Перед рассветом, когда уставшие джигиты спали, Ахмедбек и Ахун отрубили всем пятерым головы. Тела их бросили в колодцы, а головы сложили поверх ямы с зарытыми сокровищами и насыпали холм.

Ядвиге Ахмедбек сказал, что по дороге на него напали красные аскеры, порубили его джигитов и отобрали сокровища. Ядвига с горя этой же ночью повесилась.

Через три дня, накануне падения Бухары, Ахмедбек в сопровождении Бахрама явился к резчику Умару Максумову и приказал перенести план тайника с бумаги на клинок. Суеверный бек хорошо помнил слова своего отца. А тот говорил так: "Большую тайну, как и жизнь, можно доверить только крепкой стали, но не бумаге".

Однако получить клинок обратно бек не успел. Ему пришлось бежать из Бухары, скитаться по пескам, спасаясь от преследования красных частей, и, наконец, удрать за рубеж.

Клинок остался у Умара Максумова, но в тридцать первом году, когда несколько басмаческих шаек прорвались на советскую землю, им овладел сын Ахмедбека басмач Наруз Ахмед. Он привез его в кишлак Обисарым и, не зная тайны, оставил в своем доме. Бахрам, знавший о насечке, скопировал ее.

Басмачи были разгромлены наголову, Ахмедбек зарублен, а Бахрам сопровождал бековского сынка до самого рубежа. Но вторично на чужую землю уйти не захотел.

Худую жизнь вел раньше Бахрам, жизнь презренного шакала возле логова тигров. Ненавидели его люди и боялись. Был он послушной плетью в руках жестоких тиранов, их верным слугой и телохранителем. Как жалкий, голодный пес, жадно хватал он подачки с кровавого стола своих господ.

Но бывает так: совсем засох колодец, обходят его люди, кажется — ни капли живой воды не источить из него… Но копните поглубже, снимите твердую, слежавшуюся глину, пробейтесь — и заструится глубоко погребенная свежая струйка. Так и с душой иного человека… — Рассказчик умолк, задумался и поворошил костер кривой веткой саксаула. В ночную темь с треском полетели искры. Помолчав, рассказчик неторопливо продолжил: Скитался Бахрам с разбойничьими шайками басмачей по горам и пустыням, видел черные дела курбашей, пепел сожженных мирных кишлаков, кровь сотен простых людей, земляков, застреленных, зарубленных, замученных. Познал он горечь изгнания и тоску по родному дому. Как у многих обманутых рядовых басмачей, пошатнулась его вера в своих вожаков, отвернулось от них сердце. Прозрели его глаза, и увидел он, что, как молодой весенний сад, поднимается к новой жизни родной Узбекистан. Люди трудятся, строят, сеют, собирают урожай, богатеют, учатся, растят детей и внуков. Надоело Бахраму скитаться, прятаться, бояться. Плюнул он на своих курбаши, проклял их дело навеки и вернулся в родной дом.