Читать книгу "Блаженные - Джоанн Харрис"

— Чего ты ждешь? — резко спросила я. — Или тебе здесь нравится?

Лемерль молча поднял к свету скованные цепями кисти, и я швырнула ему ключи.

— Не могу, руки…

В спешке пальцы не слушались, и, снимая цепи, я наверняка причиняла Лемерлю боль. Но его взгляд прожигал меня насквозь, горящий и насмешливый, как прежде.

— Давай начнем все сначала, — проговорил Лемерль и улыбнулся, предвкушая победу. — У меня деньги припрятаны, так что былое можно вернуть. Эйле может снова летать. Забудь комедии и пляски на ярмарках, тот номер в колокольне дорогого стоит…

— Да ты не в себе!

Я впрямь так думала. Неволя, пытки, крушение надежд, позор… Только надменная самоуверенность осталась незыблемой, как и не терпящий возражений взгляд. Лемерль даже не предполагал, что ему могут сказать «нет». Я взяла фонарь, готовая идти.

— Сама же об этом мечтаешь, — заявил он.

— Нет. — Я уже поворачивалась к двери. Вот-вот стражники вернутся, у нас каждая секунда на счету. Себе я уже навредила: его лицо в неярком свете фонаря навсегда отпечаталось в моем сердце.

— Ну, Жюльетта!

Слава богу, он поднялся и шел за мной к двери.

— Долгие годы я бродил по свету и лишь сегодня понял, куда лежит мой путь. Долгие годы я к чему-то стремился, думал, что иду за радужной мечтой, а она оказывалась мыльным пузырем. Долгие годы я гонялся за женщинами, домогался их, потом бросал, как надоевшие игрушки, — наказывал за рост, уступчивость, красоту, молодость…

— У нас нет времени, — напомнила я и стряхнула его руку со своего плеча. Только Черному Дрозду петь не запретишь, и каждое его слово шипом вонзалось в мое истерзанное сердце.

— Хватит кривляться! Зачем тогда ты пришла сюда? Все было ради тебя, Жюльетта. Ради тебя одной. Любишь ты меня или ненавидишь, мы — два сапога пара. Мы дополняем друг друга, как части одного целого.

Невероятным усилием воли я отвернулась. Не смотреть на Лемерля! Ни в коем случае!

— Упрямица, мало я за тобой гонялся?

Теперь его голос звенел от гнева и… неужели отчаяния? Я прибавила шагу. В свете фонаря виднелась полуоткрытая дверь арестантской. Я рысью выбежала на улицу, слыша, как за спиной путается в ногах и чертыхается Лемерль. Тень моя диким зверем летела впереди меня.

— Дура! — орал Лемерль, не боясь поднять переполох. — Неужели не понимаешь? Ну как тебе объяснить?

Не могла я это слушать, не хотела. Со всех ног неслась я во тьму, в ушах звенела тишина. Но, как плотно я их ни зажимала, эхо его слов, голос его страсти заглушить не могла.

Из Ренна я сбежала без оглядки, хотя чувствовала, что спасаюсь от двух преследователей. Знаешь, Перетта, если добрая память — грех, грешны мы обе, ведь жизнь без Лемерля для меня вовсе не жизнь. Я напишу тебе, милая, и отошлю письмо с первой же оказией. Ты уж смотри за моими травками, но ипомею не выращивай. Ромашка навевает сладкие сны, лаванда — сладкие мысли. Милая Перетта, желаю тебе и того, и другого, а еще побольше любви, которую ты заслуживаешь.

Эпилог

Заканчивается все бродячими артистами. Алая повозка приблизилась к моей, и, выглянув на яркое солнце, я на миг поверила, что это та самая труппа, которая больше года назад приехала в монастырь. «Всем известная труппа Лазарильо. Трагедия и комедия! Дикое зверье и чудеса!» Нет, хватит с меня циркачей. Но от солнца на их костюмах, от блесток, меха и кружев, алого и золотого, изумрудного, маренового и бледно-розового, от тонкого голоса флейты и боя барабанов, масок и ходулей, от танцоров в гриме и придорожной пыли замирает сердце. Я шире открыла окошко повозки и прислушалась.

Флер выбежала к ним — вон развевается на ветру ее синее платье и мелькают босые ножки. Она визжала и хлопала в ладоши, когда пожиратель огня изрыгал снопы пламени, акробаты подбрасывали друг друга в воздух и кувыркались, Жеронт домогался скромницы Изабеллы, а Арлекин со Скарамушем дрались на деревянных мечах, украшенных разноцветными лентами.

Флер перехватила мой взгляд, помахала мне, и в ее руке мелькнуло что-то белое, не то платок, не то бумага. Высокий Скарамуш прихрамывает на левую ногу, отросшие волосы стянул лентой. Он что-то шепнул Флер на ухо и, по-моему, улыбнулся, хотя из-за носатой маски не разберешь. Флер кивнула и побежала ко мне. Белый листок — теперь я убедилась, что это бумага, — трепетал в ее руке. Доченька отодвинула парчовую занавеску, которая летом у нас вместо двери.

— Вот, мам, Скарамуш велел тебе передать.

Снова письмо? Листок нагрелся от солнца и чуть смялся в кулачке Флер. Нет, это не письмо, а афиша. «Театр „Феникс“ представляет: „Прелестная Гарпия“, пьеса в пяти актах», — прочла я.

Под курсивом нарисовали крылатую женщину с буйными кудрями. Крылатая стояла на вершине башни, а толпа зрителей у подножия с благоговением на нее взирала. Над башней красовался герб, горящая птица над лилией, и девиз, который я читала и перечитывала много-много раз: «Вовек песнь моя».

Хохот мой прозвучал хрипловато. Какие тут сомнения?! Феникс над лилией, теперь уже не дрозд, а птица, которой огонь не страшен… Вот что значит дерзость без границ и гонор без предела!

— Мам, ты плачешь? — с тревогой спросила Флер. — Тебе грустно?

— Нет, милая. — Я вытерла глаза. — Просто солнце слишком яркое, вот слезы и потекли.

Флер успокоилась.

— Тот человек в маске велел отдать листок тебе, — объясняла она. — Сказал, что ждет ответа.

Ответа ждет? Я медленно подошла к окну. На боку повозки, что остановилась напротив, золотой краской нарисовали тот же герб и написали «Театр „Феникс“». Представление еще не закончилось, пестрые костюмы так и мелькали — фиолетовый, изумрудный, малиновый. Только Скарамуш, невзрачный в своем черном камзоле, неподвижно смотрел на мое окно. Из-за маски в глаза ему не заглянешь…

— Он сказал, что уедет, если ты велишь, — продолжала Флер. Я промолчала, и она добавила: — Давай к нам его позовем! Скарамуш издалека, ради встречи с тобой сотни лье проехал. Невежливо прогонять его!

Пауза получилась длиной в вечность. В невинных глазах Флер застыл вопрос.

— Ты права, милая, — наконец сказала я. — Прогонять невежливо.

Сердце мое стучит громче барабанов. Дыхание учащается. Фигурка в синем платье несется по траве к актерам. Скарамуш наклоняется и, выслушав мой ответ, берет Флер на руки и поднимает высоко-высоко. Доченька визжит от восторга. Скарамуш бережно опускает ее на траву и кивает в сторону своей повозки, на ступеньках которой сидит карлик в бархатном костюме и держит на коленях мартышку… Его глаза снова впиваются в меня. Невидимые под маской, они прожигают насквозь.

Отчаянно хочется броситься ему навстречу и так же отчаянно — убежать без оглядки. Я замираю, а потом чувствую дрожь. Под ложечкой сосет — даже на канате ничего подобного не испытывала.