Читать книгу "Стервы большого города - Кэндес Бушнелл"

Сейчас же инцидент с коровой заставил Венди поразмыслить о двух типах людей на съемочных площадках. Одни предвидят проблемы и предусматривают запасные варианты; они всегда на шаг впереди (именно эти люди и добиваются в конце концов успеха). Другие плывут по течению, пока не возникает проблема, а затем пожимают плечами и равнодушно пытаются разрешить ее.

Беда в том, думала Венди, съежившись на заднем сиденье такси, что, если это резкое суждение применить к людям, состоящим в браке, большинство причислит ее ко второй категории. Последние месяцы она плыла по течению, надеясь, молясь, чтобы все обошлось (так оно и получалось до поры до времени), и только получив удар под дых, зашевелилась. Может, следовало лучше работать во время трансатлантических сеансов с Шоном и доктором Винсент? Но разница во времени составляла шесть часов, и пятьсот долларов в час, которые брала доктор Винсент, не шли ни в какое сравнение со стоимостью часового простоя на съемочной площадке. Двадцать пять тысяч. И когда все готово к съемке, ты должна идти. Ты не вправе сказать: «Я сейчас буду, только закончу умасливать эго своего мужа».

Но она старалась. И когда две недели назад вернулась домой на пять дней, то нашла время на экстренный трехчасовой сеанс с доктором Винсент. Но очередные словесные игры привели лишь к тому, что Венди услышала сентенцию:

— Мы работаем не для того, чтобы вы сбежали от семьи.

— Но я и не убегаю, — возразила она. — Мы с Шоном выработали правила, и я придерживаюсь их. Мне не позволено уезжать больше чем на две недели. И я никогда не нарушаю этого условия. Мне бы следовало остаться в Румынии — я здесь сейчас почти случайно, — но я вернулась. Вернулась. Ведь так, Шон? Меня не было всего десять дней…

— Ты обещала вернуться через три. Максимум, — заметил Шон.

Венди обратилась за поддержкой к доктору Винсент:

— Мне пришлось уволить режиссера и нанять нового, а затем…

Она откинулась на спинку кресла, осознавая свое поражение. Как объяснить весь этот мучительный процесс введения нового режиссера в курс дела? А теперь в знак протеста сбежал продюсер, и Венди должна вернуться в Румынию и выполнять его обязанности, пока новый продюсер не завершит другой фильм и не появится на их съемочной площадке ровно через четыре дня (если все пойдет по расписанию).

— Не уезжай. Предупреждаю тебя, Венди, — проговорил Шон на следующий день, когда она собиралась в дорогу.

— Я вынуждена.

— Разве ты не слышала, что сказала доктор Винсент? Ты сбегаешь. Ты используешь свои фильмы — фантазии, — чтобы сбежать от жизни.

В тот момент Венди готова была убить доктора Винсент. Нет ничего более опасного, чем мужчина с зачаточными познаниями в психологии, потому что он использует их против тебя. Возможно, раньше, когда мужчины были подобны неандертальцам и не понимали, зачем они делают то, что делают, а также не понимали, почему женщины тоже что-то делают, женщинам удавалось лучше с ними справляться.

— Людям нужны фантазии, Шон. Если мы все увидим только реальный мир, никто не захочет утром встать с постели.

— Говори только про себя, Венди. Я готов смотреть на реальный мир. И справляться с ним.

Это была такая оскорбительная ложь, что Венди сорвалась:

— Лишь потому, что тебе не приходится этого делать, Шон. Потому что мой тяжелый труд дает тебе возможность жить в уютном коконе, где ты делаешь то, что хочешь!

Тогда это и произошло — наконец-то все было сказано прямым текстом. Разразился один из самых страшных скандалов за все десять лет их брака. Потому что впервые Венди не ушла от разговора и не солгала, как обычно, из опасения нанести удар по самолюбию мужа. И, сидя в самолете на пути в Румынию, Венди поняла, что доктор Винсент права. Она использовала работу, чтобы убегать — от Шона!

Господи! Да любит ли она его еще?

Как она может? Даже если и хотела бы, не может после того, что он попытался сделать с ней и их семьей. Это было так невероятно, так низко, что Венди не позволяла себе даже думать об этом. И теперь, глядя в окно на унылые бетонные постройки (такси только что выехало из туннеля Линкольна в Нью-Джерси), Венди покраснела от стыда и злости.

Что-то неладное она почувствовала еще в аэропорту в Париже. По традиции Венди всегда возвращалась из поездки с подарками и эту часть путешествий любила больше всего — покупать вещи для детей, потому что это означало скорую встречу. Для подарков Венди приобрела небольшой матерчатый чемодан на колесиках и, бродя по беспошлинным магазинам, попыталась дозвониться до Шона. Он не отвечал. Венди позвонила на сотовые детям, но тоже не получила ответа. В Париже было четыре часа дня, в Нью-Йорке — десять утра. Вероятно, существовало какое-то логическое объяснение их молчанию — скажем, куда-то ушли. Например, за покупками. Но мог ли Шон забыть, что она возвращается в субботу вечером? Венди точно помнила, что говорила ему, но, быть может, он ей не поверил. Она звонила Шону и детям хотя бы раз в день. Ее разговоры с Шоном получались вымученными и напряженными, но этого и следовало ожидать, даже если бы они не поссорились: трансатлантические звонки кого угодно доконают, и Венди уже давно научилась не искать в них подтекста, иначе сойдешь с ума. Но, не дозвонившись Шону из парижского аэропорта, Венди запаниковала и в течение следующих двух часов звонила ему и детям через каждые десять минут, до того момента, когда села в самолет и стюардесса попросила ее отключить сотовый телефон. Венди стало страшно — и это чувство давило на нее на протяжении всего семичасового перелета. Что-то произошло. Возможно, пожар. Быть может, Шон погиб. Но внутренний голос подсказывал ей: ситуация еще хуже.

«Хуже только одно: если что-то случилось с детьми. Прошу тебя, Боже, только не это!»

Она начала набирать их номера, как только самолет коснулся колесами взлетно-посадочной полосы аэропорта Джей-эф-кей в двадцать часов три минуты.

По-прежнему нет ответа. Ни по одному из телефонов.

А вот это уже совсем плохо. Венди задыхалась, снимая саквояж и чемодан с транспортера, а потом — идя по невыносимо длинному, извилистому переходу до таможенной службы. Она думала только о том, чтобы побыстрее добраться домой.

— Есть что-нибудь, подлежащее декларации? — спросил сотрудник службы, просматривая ее паспорт.

Венди с надеждой улыбнулась и ответила:

— Нет.

Только бы поскорее пройти досмотр, молилась она.

Сотрудник посмотрел на нее, написал на бланке таможенной декларации единицу и обвел ее в кружок. Черт, черт, черт! Венди чуть не заплакала. Это значило, что они собираются проводить досмотр. Ну почему такое всегда происходит с путешествующими в одиночестве женщинами? Как будто весь мир сговорился наказать тебя.

На выходе Венди поджидала таможенник-женщина. Значит, по какой-то причине они решили, что она — она! — потенциальная преступница (в общем-то это недалеко от истины, поскольку Венди бросила мужа и детей, чтобы делать свою блестящую и теперь, вероятно, никому не нужную карьеру), и им понадобился специальный сотрудник-женщина на случай полного личного досмотра. Никто не верил ей, что таможенники всегда придираются, когда Венди рассказывала об этом маленьком рядовом происшествии, но она слишком много ездила, поэтому понимала, чем это вызвано.