Читать книгу "Здесь все взрослые - Эмма Страуб"

– Можете называть меня Робин. Называйте меня Робин. Робин, понимаете? – И она сделала книксен.

– Робин так Робин, пожалуйста, – согласилась госпожа Школьник. – Знаешь что? – Тут водитель грузовика нажал на гудок. Их очередь. Вся команда собралась, ребята потирали от холода руки, ждали указаний. Не было холодно только мальчику с бородой и в шортах – впрочем, ему не было холодно никогда, даже в феврале. – А если поставить тебя на самый верх, Робин?

Значит, надо будет махать. Улыбаться. Стоять рядом с Сидни, Лизель и Бейли, фотографироваться. Фото попадет в книгу года, под каждым снимком – их фамилии. Робин Салливан, восьмой класс. То есть будет заявка, дебют, тысяча изумленных взглядов, смущение, аплодисменты. Робин повернулась к Сесилии.

– Справишься, – поддержала Сесилия. – Я здесь, все мы здесь. Буду твоей охраной. Хотя она тебе ни к чему.

– Хорошо, – кивнула Робин.

– Вот и чудно, – сказала госпожа Школьник. – Сидни, подвинься. – Троица наверху чуть подалась назад.

Места наверху было мало, тем более что весь центр платформы занимал бельведер, своими телами они облепили это маленькое белое сооружение, его стало хуже видно, да какая разница? Робин поднялась наверх и улыбнулась.

– Ого, – воскликнула Бейли. – Ну это круто.

– Угу, – подтвердила Лизель. Она оглядела Робин с ног до головы. – Платье классное.

– Спасибо, – сказала Робин. – Твое мне тоже нравится. – Она метнула взгляд на Сесилию, давая ей понять, что она просто из великодушия, что в эту минуту великодушие уместно, Сесилии за бдительность спасибо, только сейчас в этом нет нужды.

И Сесилия может расслабиться, по крайней мере ненадолго. Сесилия поняла: эти двое – всего лишь клевретки Сидни, не более чем глупые сороки, падкие на все, что блестит. И вовсе они не преданы Сидни, скорее они ее боятся как огня. Просто Сидни – самая красивая девчонка в их классе, а гламур – это же сила. Бейли и Лизель нужна модель для подражания, чтобы чувствовать себя уверенней среди ядовитых испарений средней школы. И вдруг самой гламурной персоной оказалась Робин. Это не значит, что ей не наговорят гадостей, не надерзят, однако Сесилия видела: Робин вписывается в образ, к которому стремятся Лизель и Бейли, в котором видят себя – ведь Робин хорошенькая. И тебя примут даже безмозглые. Слабое утешение, но все-таки.

Платформа тронулась, и Сесилия пошла рядом, со стороны, где находилась Робин, – для эмоциональной, да и физической поддержки, на всякий случай. Она была подстраховкой. Сидни смотрела вперед, и когда платформа поехала, поскользнулась на каблуках, у нее подстраховки не имелось, никакой, если разобраться, и на мгновение Сесилия ее даже пожалела. Сидни смотрела прямо перед собой, как человек, который хочет пробиться сквозь бурю. Интересно, подумала Сесилия, о чем таком она думает? Сердится, что пришлось потесниться? Что ее жажда популярности – не единственное, что важно на свете? Никогда не догадаешься, что на уме у другого человека. Робин махала рукой, ветер сдувал с плеч ее волосы. А где родители Робин? Да вот же, слева от платформы, в середине тупичка, который от развязки ведет к реке. Отец Робин поднес руки ко рту, он плачет, плачет и улыбается, плачет и смеется, и что-то выкрикивает, все сразу. Мать Робин вскинула кулаки в воздух, и Сесилию наполнила гордость за подругу и за себя – она понимает разницу между личным и тайным, между помощницей и соучастницей. Сесилия помахала родителям Робин, на мгновение забыв о том, что ее собственные родители тоже где-то здесь.

Портер увидела, как приближается платформа средней школы, с девчонками наверху, одетыми совершенно не по сезону, будто юность делала их неуязвимыми для погоды. Когда она была королевой урожая и плыла на высокой школьной платформе, ей казалось, что она вполне взрослая. Но ведь это ей только казалось, разве нет? Она была в зеленом платье свободного покроя – самое то для дискотеки. Астрид его ненавидела, всяческими способами – подкупом, оскорблениями – пыталась заставить ее надеть что-то другое. Вел платформу Боб Бейкер. Какие еще девчонки были рядом – теперь не вспомнить. Она знала тогда, что родители где-то поблизости, как и Ники, и Джереми, вообще все, но видеть никого из них не хотелось. От этого одна неловкость. Но тут она услышала свое имя – родители стояли перед магазином хозтоваров и отчаянно махали ей руками. Маму она видела яснее, чем отца, годы спустя она ненавидела себя за это ощущение, но чувствовала себя именно так. Ей надо было спрыгнуть с платформы, как героине боевика, подбежать к отцу, пристально в него вглядеться – и щелкнуть затвором своей внутренней камеры. Тогда бы она запомнила его лучше. В тот же день легкий туман ее не волновал, с туманом было даже легче. И она улыбалась во весь рот, по-настоящему счастливая.

Когда к выходным месячные не начались, Портер сказала Джереми – нужен тест на беременность. Две розовые полоски проявились, не прошло и минуты – тест ответил «да». Джереми считал, что сильно переживать не надо – он мастер выкручиваться, что-то придумаем. По дороге в клинику в Нью-Палц Портер даже не плакала – так была ошарашена. Ребенка она категорически не хотела. Какой ребенок? Ей казалось, от этого зависит вся ее жизнь, все ее будущее. Или одно, или другое. Ребенок и нормальная жизнь несовместимы. Каждый год в школе залетала хотя бы одна девочка, она становилась все больше и больше, а потом вдруг исчезала, растворялась в дымке. Иногда кто-то из них потом появлялся в школе, но в основном – нет. А затем их видели в городе с колясочкой, либо на детской площадке со своим чадом, иногда на тех же площадках, где по вечерам собирались старшеклассники – покурить травки и попить винца.

– Наверное, нам лучше расстаться, – сказала она тогда, глядя в окно. – Когда все закончится.

Именно так она тогда и думала: если они с Джереми не прервут отношения, ее родители скорее всего догадаются. Она делала ему подарок. Понимал ли он? Да, она не думала о совместном будущем, позволяла ему навсегда выбросить эту историю из головы – королевский подарок. Это был день как день. Только ее тело – здоровое и крепкое! – помнило все, даже те крошечные клеточки, от которых она избавилась.

Потом Джереми отвез ее домой, родителей не было. Зато в ее комнате торчал Ники, он покуривал травку, выдыхая в окошко, и ему – единственному – она все рассказала. Через год на празднике урожая будет новая королева. Девушки сменяют друг друга – как и полагается.

– Вон они, вон они! – воскликнул Ники.

Он показал на платформу, медленно плывшую по улице. Сесилия в длинном платье неловко вышагивала рядом, путаясь в собственных ногах, – это тебе не джинсы. Вместо того чтобы смотреть на толпу и весело махать рукой, как остальные подростки, шедшие рядом с платформой, она смотрела вверх.

Портер посмотрела туда же и увидела дочь Джереми, мрачную и посиневшую от холода, а рядом сияющую девушку в желтом. Август? Да. Портер вдруг задумалась: а какой самый отважный поступок в жизни совершила она? И после секундного раздумья положила руки на живот.

– Схожу в туалет, – сказала Портер Ники и Джульетте, которые просто замерли от счастья – их дочь участвует в городском празднике! – и что-то едва слышно хмыкнули в ответ.