Читать книгу "Алмазный город - Лариса Шкатула"

– И я так думаю! – от волнения пискнула Таня.

– Да вы что! – смешался Головин. – Я и сам не знаю, чего это вдруг подумал о Петерсе. Наверное, ты прав, Янек, не забивая себе голову лозунгами и призывами. Сам не замечаешь, как они проникают в твою кровь, завладевают тобой и вот ты уже себе не принадлежишь! Начинаешь думать, что сначала ты – большевик, а потом уже ученый… А что у вас за идеи насчет солнцепоклонников?

– Хотим с Таней попробовать сегодня к ним прорваться.

– А почему именно ночью?

– Во-первых, именно ночью мне однажды удалось их увидеть. Во-вторых, если они снимают охранный щит, то, скорее всего, это происходит ночью. В-третьих,… Я думаю, что вокруг нас немало людей, излучающих магнетизм. Они даже не знают об этом. Потому днём воздух вокруг нас просто засорен умственными испарениями. Ночью же большинство таких людей спит, так что пространство пронизывают лишь редкие вспышки энергии.

– Оригинальная теория, – покачал головой начальник лаборатории. – Главное, что противопоставить ей мы ничего не можем. Любая гипотеза в этом направлении останется пока лишь гипотезой. Конечно, хорошо начинать на голом месте: авторитеты не мешают, чужие опыты не отвлекают и в том, куда идти, мы тоже совершенно свободны. Даже столь любимый русскими сказками камень-указатель – налево пойдёшь – коня потеряешь, прямо пойдёшь – голову свернёшь, – отсутствует… Словом, вы уже всё обдумали. Какие же будут ко мне пожелания?

– Объяснить Таниной маме, что сегодня в лаборатории опыты будут проводиться ночью.

– Понял. А днём…

– Днем, извини, у меня встреча с профессором Шульцем. Диплом врача, если вы помните, я ещё не получил.

– Иди-иди, а мы с Танюшей пока займемся исследованием одной тибетской рукописи – на этот переведенный нашим известным ученым манускрипт я наткнулся в библиотеке совершенно случайно. Переводчика интересовали секреты долголетия тибетских монахов, он искал в рукописи панацею от старости, но на всякий случай перевел и систему обучения видению с закрытыми глазами. Так что наша Танечка случайно прикоснулась к тайнам Тибета. Я сделал из перевода интересующие нас выписки, но и из этого малого материала можно извлечь такое, что может открыть для ученого невиданные горизонты!

– Ах, Федор Арсентьевич! – схватила Головина за руку Таня. – Давайте поскорее ваши записки. Мне прямо-таки не терпится начать работу!

– Ну почему нельзя все объять? – огорчился Ян, остановившись в дверях. – Как бы я хотел поработать с вами, а вынужден уходить.

– Ничего, ещё успеешь наработаться! А пока мы для тебя все подробно запишем. А ещё я договорюсь с Наркомобразом, чтобы на той неделе в наше распоряжение прислали троих сообразительных ребят лет десяти-двенадцати из какого-нибудь интерната, и Танечка начнет с ними работать. Сначала как лаборантка, а потом как руководитель группы.

Ян вздохнул и отправился в институт, а Таня робко предложила:

– Как вы посмотрите, Федор Арсентьевич, если я параллельно начну готовиться к экзаменам в медицинский институт?

– Конечно, голубушка, я не буду возражать. Не стал предлагать тебе этого сам, ждал, когда созреешь. Нашей юной советской науке скоро понадобятся врачи, не только исследующие человеческий мозг, но и выясняющие возможности его усовершенствования. Для светлого будущего мы должны подготовить и нового человека.

Большевик Головин ни в какой работе не хотел отрешиться от своего предназначения: новое общество должно быть построено при его непосредственном содействии!

Конечно, о практическом обеспечении их ночных исследований ни Ян, ни Татьяна не волновались. Главное, считали они, вовремя прийти. Головин же принес целый солдатский вещмешок необходимых, по его мнению, вещей: керосиновый фонарь, спички, пару свечей, ручки, пачку бумаги, бутерброды, бутылку молока, нашатырный спирт и даже одеяло. Электричество в здании по ночам выключали и, как справедливо полагал Головин, дрова тоже экономили. А во время опыта исследователя ничего не должно отвлекать: ни холод ни голод.

Экспериментаторам предстояло в ходе опыта выяснять каждую мелочь. В каком, например, положении лучше всего расслаблять тело, но тем временем концентрировать волю и внимание? В лежачем – учитывая к тому же вечернюю пору – мозг сосредотачиваться не хотел, а испытателей начинало клонить в сон. Решили сосредотачиваться, сидя на диване и взявшись за руки. Оказалось, для возникновения между Таней и Яном мысленного контакта вовсе не обязательно кому-то из них класть руку на лоб.

Если по коридору к лаборатории они прошли с фонарем, то в комнате Головин зажег свечи. Где-то он вычитал, что при свечах лучше всего думается, так как их свет больше всего походит на свет первобытного костра, который возвращает человека к его истокам.

Далее. Через посредство Тани Ян отлично слышал мысли. А сможет ли он видеть то, что видит она?

Больше всех волновалась Таня. У неё даже губы пересохли, и она украдкой облизывала их, дышать и то стараясь реже. Вместо того чтобы расслабиться, она окаменела так, что Яну пришлось на неё прикрикнуть:

– Татьяна, прекрати нервничать, пока не поколотил!

Этот окрик девушку рассмешил – она не могла представить, как бы он стал её колотить, но вдруг успокоилась: теперь такая работа станет для неё обычной, чего волноваться?

Наконец все было готово: свечи равномерно освещали комнату, Таня и Ян сидели на диване, взявшись за руки, а Головин примостился невдалеке за столом, чтобы фиксировать все отклонения от опыта.

– Сосредоточься, – Ян сжал руку девушки, – представь себе небольшую, прилепившуюся к горе избушку. Ты открываешь дверь и видишь, что с небольшой площадки у двери вниз уходит крутая лестница – это дорога к солнцепоклонникам!

Увидели они, как потом узнали, одновременно.

– Вижу! – выдохнула Татьяна.

– Вижу! – кивнул Ян.

Лестница побежала вниз, как если бы они торопливо по ней спускались. Сразу у нижнего края лестницы в обе стороны разбегался длинный слабо освещенный коридор. Но виделось все отчетливо, даже капли влаги на стенах и отполированный многими ногами каменный пол. Вдруг где-то вдалеке послышался звон колокола и сразу тишина взорвалась голосами.

– Тревога! – крикнул кто-то совсем рядом. Из коридора справа навстречу наблюдателям торопливо шли люди, некоторые бежали, не замечая стоящих у стены Таню и Яна – так они себя видели, стоящими в этом коридоре.

Во главе толпы шел человек лет пятидесяти с небольшим в шелковом белом одеянии с вытканным на груди золотом изображением солнца. Лицо его выражало глубокую озабоченность

– Собери посвященных, – говорил он на ходу красивому молодому гиганту, – проверь. Все ли на месте? Пусть проведут перекличку в мастерских и на нижнем этаже. В дорогу пусть немедленно собирается Адонис и два воина – на твое усмотрение. Иглы пусть получат у меня. Беглец, или беглецы, уйти не должны!