Читать книгу "Реинкарнатор - Юлия Рыженкова"

– Задание оказалось сложнее, чем предполагали, – тихо ответил Костя. Он не был уверен, что куратор в курсе про прибор Леона.

– Вот и Амгалан Тумэнович так говорит. Я готова списать на неопытность какие-то просчеты, но… слишком уж много этих просчетов. Вы ставите под удар работу Ордена. И есть еще одна причина. – Куратор замолчала, так по-женски закусив губу, что Костя все понял. Все дело в том, что он видел ее с Доржиевым. Видимо, Костя оказался единственным, кто в курсе этой тайны, и Мирзоева готова пожертвовать инспектором, чтобы сохранить и дальше свой секрет, а уж поводов, чтобы не принимать Колесова в Орден, можно насобирать как грибов после дождя.

– За годы существования Ордена многое изменилось, и сейчас мы уже не так обращаем внимание на вероисповедание кандидатов, но все же это религиозный Орден. И при всех спорных ситуациях именно вера помогала нам принять решение. – Мирзоева намекала на Костин атеизм, но ему уже стало не интересно. Да, он неверующий. Да, Туманов и Борецкий мертвы. Да, поймать Кучика пока не получается. Доказывает ли это, что он плохой инспектор? Может быть. А может, с этим не справился бы никто. Этот разговор говорил лишь об отношении Мирзоевой к нему, а не о качестве его работы.

– Это все? – поднялся Костя со стула. Он невыносимо устал от неприятных новостей.

– У вас еще есть немного времени. Возможно, вы измените ситуацию, – произнесла Эльвира Рашидовна, но в ее глазах читалось: «Я сделаю все, чтобы не допустить тебя в Орден».

За следующие дни Костя, Данзар и Аня договорились о лекции в институте, согласовали получение кармографа, напечатали и расклеили по городу афиши о лекции, сделали анонс в интернете и еще массу всего в соответствии с планом. Настоящий план знали лишь Костя, Данзар и Амгалан Тумэнович, и в него не посвящали даже Управление безопасности. Всем остальным, в том числе внучке Леона, рассказывали правдоподобные вариации.

Аня как член команды во всем активно участвовала, и Костю от этого корежило. Он постарался свести общение с ней к минимуму, лишь телефонные переговоры, и то по возможности через Данзара, но один раз встретиться все же пришлось: нужно было определиться с местами для засады. Полчаса они провели наедине в музее кармографов НИИ реинкарнации.

После этой встречи Костя целый день не мог прийти в себя. Он не понимал, что с ним творится, такое было впервые. Злость и обида при Анином появлении растаяли, как тонкая корочка льда на луже при первых лучах солнца. Он стоял, смотрел в большие синие глаза, слушал звонкий уверенный голос и понимал, что все простил, что готов просто быть рядом до конца своих дней, ощущать ее присутствие, и этого достаточно. Это все, что нужно для счастья.

Морок ушел, когда они закончили и разошлись каждый в своем направлении. Чем больше становилось расстояние между ними, тем сильнее накатывали злость и негодование, только теперь уже не на предательницу, а на самого себя. Простить такое? Да он рехнулся! Неужели один вид упругой попы и длинных ресниц теперь отшибает у него мозги и самоуважение?

До субботней лекции оставалось еще два дня, так что Костя плюнул на все и сбежал на конюшню. Сколько себя ни уговаривай, что у него с Аней ничего не выйдет, сколько ни бесись от ее поступков, но в глубине души он понимал: если она позовет – он придет. Это пугало сильнее, чем предстоящая поимка Кучика, сражение с Орденом анагаминов и окончательное решение судьбы Советом московского горкома Ордена реинкарнаторов. Никогда еще его чувства настолько не подчинялись разуму.

Иван Викторович не задал ни одного вопроса, просто протянул ключи от комнатки наверху и похлопал по плечу, будто своего коня. Целый день Костя носился на Пегасе, то понукая его шенкелями, то натягивая повод, давая отдых, но конь, чуя состояние всадника, сам норовил с шага сорваться в галоп.

Было бы лето или хотя бы осень – Костя бы остался ночевать рядом с Пегасом, на улице, в копне сена. Смотрел бы на звезды, слушал стрекот кузнечиков и ни о чем не думал. Увы, природа изнывала от холодной, но бесснежной зимы. Даже в перчатках руки стыли, и то и дело приходилось бросать повод и дышать теплом на пальцы.

Зато вечером он сидел у Ивана Викторовича в жаркой комнате, пил чай с печеньем и малиновым вареньем и разговаривал о мелочах. Точнее, Косте казалось, что это мелочи, а для владельца конного клуба это и была жизнь. Седла пора обновить, крышу бы летом перестелить, банки с огурцами все оказались с дефектом и забродили, придется их выбросить, а Иван Викторович так любит соленые огурцы! Парнишка появился очень способный, прямо как Костя в детстве, и надо бы его выводить на соревнования, а родители боятся, что это помешает учебе. И при таком холоде да без снега заниматься можно лишь в крытом манеже, а там того и гляди обвалится крыша. Манеж уже давно пора снести и новый построить, просторный. В этот же он боится парня пускать.

Костя в основном слушал и кивал, и в ту ночь ему казалось, что все, что происходило до этого, – лишь сон. Что нет никаких Петмансона и Кучика, нет его работы в Скорой реинкарнаторской помощи, что ему шестнадцать лет и скоро ехать на соревнования в Петербург, что мама жива, а отец еще гордится сыном, спортсменом-разрядником, прекрасно сдавшим физику и собирающимся поступать в Институт реинкарнации на приборостроение. Что его жизнь сложится легко и удачно, именно так, как он и запланировал. Окончит институт, станет мастером спорта, женится на Верке из параллельного класса… ну ладно, может, не на Верке, а на ком-то еще. В конце концов, они всего лишь пару раз поцеловались. Но в остальном сомнений не было.

Перед сном Костя спустился вниз, в темноте нашарил дверь в конюшню. Пахнуло лошадиным теплом, а еще сеном. Вороного Пегаса в ночи практически не было видно, но Костя бы его узнал даже с завязанными глазами. Обнял за шею, прижался к такому родному и теплому и так и стоял. Конь чуть слышно фыркал, ощущая, как две соленые струйки стекают по его шее, и пытался ткнуться в своего всадника.

Глава 11

– Ёккарганай, я никогда не выступал на публике с лекцией! – Костю все-таки охватил мандраж.

– Это всего лишь детишки. И потом, ты можешь нести любую пургу, для нашего плана это несущественно, – попытался его успокоить архивариус.

Костя стоял перед большим зеркалом в коридоре и осматривал себя. Высокий и хмурый, как баскетболист, чья команда только что проиграла. Резкие скулы, из-за которых зеленые глаза казались впалыми, губы привычно сжаты, брови сдвинуты к переносице. Одетый, как положено по форме, во все черное: брюки заправлены в высокие сапоги, китель с нашивками Министерства и «скорой» помощи подпоясан черным ремнем, на блестящей пряжке – прерывающийся в трех местах круг. Лишь рубашка выбивалась из этого мрачного ансамбля, показывая свой белый воротник. Типичный реинкарнатор.

Данзар по громкой связи в телефоне продолжал:

– Может, такси возьмешь? Чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Не первый раз еду в метро. Привык.

– Может, и привык, но лишние взгляды сейчас ни к чему.