Читать книгу "Сердце дикарки [= О, сколько счастья, сколько муки…] - Анастасия Дробина"

Яшка удивленно взглянул на нее, ничего не сказал. Зато, не веря своим ушам, обернулся Илья.

– Что ты сказала, чайори? – переспросил он как можно спокойнее, с отчаянием чувствуя, как останавливается дыхание. Маргитка, чертова девка… Неужто потеряла последний ум, распустила язык со злости, и теперь вот Дашка… Господи, только этого ему не хватало!

– А что я сказала? – равнодушно отозвалась Дашка. – Это Маргитка… Вчера спать ложились – она сказала так, а к чему – не знаю.

Лицо ее, как обычно, не выражало ничего, и Илья незаметно перевел дух. Тьфу… есть все-таки кто-то там на небе. Не знает ничего Дашка. А если Маргитка и заговорила вчера про Калитниковское, это значит только, что сидит она там с рассвета и ждет его. До чего же хитрющая девка… Илья осторожно взглянул на Настю. Та о чем-то разговаривала с Гришкой и, казалось, не слышала слов дочери. Илья закрыл глаза. Ночь прошла, а вместе с ней прошла, утихла вчерашняя злость, забылись грязные слова, и даже Сеньку Паровоза уже не хотелось разрезать на куски. Черт с ним… Ошалел от девчонки, дурак, и знать не знает, что он ей даром не нужен.

– Ну, идем, что ли, черти? – Яшка поднялся с дивана.

– Идем, раз так. Ванька, хватит жрать.

– Сичас, сичас…

Молодые цыгане один за другим потянулись из комнаты. Подождав, пока за последним из них закроется дверь, и помедлив несколько минут, Илья поднялся и вышел. Никто не обернулся ему вслед.

Маргитка ждала его на обычном месте – у полуразвалившейся могильной плиты, на поросших мхом камнях. В высокой траве дрожали солнечные пятна, по растрескавшимся камням скользили ящерки. Ветер, едва шевеливший листву и прячущиеся в траве незабудки, поднимал выбившиеся из кос Маргитки черные завитки, бросал их на плечи девочки, на лицо. Она терпеливо смахивала их, смотрела на пропадающую в траве, едва заметную тропинку. Илья старался подойти незаметно, но стоило его рубашке мелькнуть в кустах акации, как Маргитка быстро повернулась, вскочила, бросилась к нему. Илья и слова не успел сказать – а она уже ревела дурным голосом у него на груди.

– Илья… Ох, Илья… Ох, боже мой…

– Ну, что ты, дурочка? – тихо сказал он.

Маргитка подняла заплаканное лицо:

– Илья! Ты меня любишь еще? Скажи – любишь еще?

Илья смутился: не любил он таких разговоров. И слов таких не любил, но куда было деваться?

– Конечно, люблю, девочка. Зачем спрашиваешь?

Глаза Маргитки сердитыми колючками уперлись в его лицо.

– А что ты мне вчера наговорил, проклятый? Какими словами называл, а?

– Мало тебе еще. – Илья притянул ее к себе, усадил рядом, на плиту. – Еще раз с Паровозом увижу – совсем убью. Чего ему от тебя надо?

Он хотел пошутить, а Маргитка вдруг вздрогнула, опустила глаза, и даже рука ее, сжимавшая ладонь Ильи, вдруг задрожала так, что он испугался:

– Что с тобой?

Маргитка молчала, закусив губы. Илья смотрел на нее с тревогой. Разом вспомнился вчерашний грозовой вечер, бледность Маргитки, ее ошибки в пляске, застывший взгляд, мрачный Сенька за дальним столиком…

– Скажи, Илья… – вдруг медленно, не глядя на него, начала Маргитка. – Скажи мне… Ты меня вправду убить можешь?

– Одурела? – через силу улыбнулся он.

– Да кто тебя знает, черта бешеного… Сначала зарежешь, потом подумаешь – может, и не надо было.

– Ну, вот еще. – Илья чувствовал, что все эти речи не к добру, и начинал злиться. – Чего стряслось-то? Натворила чего?

Маргитка криво усмехнулась, и Илья испугался по-настоящему. Он еще не видел ее такой. Даже вчера она так не улыбалась.

– Чайори, что случилось? Говори, не трону я тебя! Дочерью клянусь, конями своими клянусь, чтоб они околели, – ничего не сделаю! Ну – говори!

Маргитка молча кивнула несколько раз. Тихо, словно уговаривая саму себя, сказала:

– Ты не думай, я бы тебе в жизни не проболталась, только он, Сенька… Он же не отвяжется теперь. Я думала – один раз, а он…

– Что – один раз? – глухо переспросил Илья.

Маргитка, всхлипнув, закрыла лицо руками, и Илья, как ни старался, так и не сумел оторвать их.

Через четверть часа солнце спряталось за деревьями и между стволами поползли тени. Бледная Маргитка прижимала руки к щекам, в упор, умоляюще смотрела на Илью. Тот сидел, низко опустив голову. Сказать было нечего.

– Илья… – осмелилась Маргитка. – Ну, что ты молчишь? Ну, поколоти меня, если тебе лучше будет. Я – ничего…

– Глупая… – едва сумел выговорить он. – Да… зачем же ты это сделала? Для чего?

– Для тебя… – Маргитка уткнулась лицом в колени, тихо заплакала. – Он, Сенька… он сказал, что жене твоей расскажет и отцу моему… На отца мне плевать, ничего он со мной не сделает, а вот Настька, твоя Настька… Я же тебе тогда клялась, что она ничего не узнает! Что мне делать было, скажи, что?!

Дожил, подумал Илья, закрывая глаза. Докатился. Доигрался, старый черт. Сопливая девчонка тебя от жены бережет. От стыда свело скулы, а Маргитка, как назло, всхлипывала все громче и громче:

– Может, ты думаешь, что я сама хотела… что вру… Да клянусь тебе, я чуть не сдохла, пока до этой «Каторги» растреклятой добрела. Так страшно, такие там рожи ползают, так воняет, что хоть святых выноси! Не знаю, как живая и целая добралась. А Сенька… я же… да меня тошнило от него, наизнанку выворачивало… думала – никогда это не кон…

– Замолчи! – не выдержал Илья.

Маргитка тут же стихла, уставилась на него круглыми от ужаса глазами, и Илья понял – она в самом деле боится его.

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Зачем?

– А затем! – заорал он на все кладбище. – Выдумала, безголовая! Да сказала бы мне, я бы от этого Паровоза кости на кости не оставил! Не поглядел бы, что он – первый вор. Сволочь хитрованская! Да разве тебе эти дела решать надо?!

– Не-е-ет! – залилась слезами Маргитка. – Ты бы его зарезал, а тебя за это – в каторгу-у-у… А если бы он тебя-я-я…

– Не твоя печаль! Что я – мальчишка бесштанный? Ножа в руках не держал? Разобрались бы как-нибудь без бабьей юбки! Тьфу, зараза, убью я тебя, ей-богу, убью!

– Ты обещал!!! – заголосила Маргитка, закрываясь обеими руками, и Илье вдруг стало смешно. Ну, чего она боится, дурочка маленькая…

– Поди сюда, – со вздохом сказал он.

Миг – и Маргитка сжалась в дрожащий комок у него на груди, приникла лицом, ладонями, тут же вымочила слезами всю рубаху, зашептала сбивчиво, икая и вздрагивая:

– Илья, сволочь ты этакая… Черт таборный… Да я для тебя еще не то… Все, что хочешь, сделаю! К Настьке твоей в прислуги пойду, лишь бы при тебе… Я знаю, я уже придумала, как нам быть… Бери меня за своего Гришку, я согласна, пусть сватов приводит. Буду ему жена, а тебе – невестка… Никто ничего не узнает, мы с тобой таиться будем, комар носа не подточит…