Читать книгу "Плач льва - Лариса Райт"

— У вас удобный шкаф в комнате, я из коридора заметила. Я давно хочу приобрести нечто подобное.

Он попался:

— Да, шкаф хороший: на одну книгу. Узкий, поэтому и не громоздкий. Если хотите, сходите, посмотрите поближе.

Женя не заставила себя упрашивать: пошла и быстро вернулась, удивляясь, что интересовавшее ее подтверждение чудесным образом обнаружилось в этом самом шкафу. Кто еще, если не профессионал, станет читать книги по дрессуре львов.

Мужчина поставил перед ней чашку с дымящимся кофе, но она даже не отхлебнула, повторила свой вопрос:

— Что вы ответите на мое предложение?

— Честно говоря, оно мне кажется абсурдным.

— Почему?

— Потому что я не врач и не психолог, да и занимаюсь-то просто собаками, а не канисотерапией.

— Ладно, — просто согласилась Женя. Ей только и нужен был его отказ для того, чтобы раскрыть карты. — Хорошо. Не хотите работать с детьми — попробуйте поработать с животными.

— Я уже работаю.

— Я имею в виду дельфинов.

— Но я никогда не пробовал дрессировать дельфинов.

— У вас получится.

— Почему вы так уверены?

Женя даже на секунду зажмурилась. Ей казалось, что она стоит у края обрыва и готовится прыгнуть вниз. И через мгновение уже летит в пропасть, произнося:

— Со львами же получилось.

В его лице столько боли, горечи, отчаяния, что она тут же пожалела о своей откровенности, смутилась, прошептала едва слышно:

— Извините.

— Откуда? Откуда вы…

— Я была когда-то на вашем представлении. И у меня хорошая память на имена и фамилии. — Больше Женя ничего не сказала. А зачем говорить, что потом читала в прессе о его беде и что тогда, больше десяти лет назад, даже успокаивала себя: то, что случилось в жизни известного дрессировщика, — это трагедия, а ее потери не могут с ней сравниться. И посему нельзя расклеиваться, вешать нос, изводить себя страданиями. «Надо идти вперед», — решила она не потому, что оправилась от собственного горя, не потому, что прошло достаточное количество времени, а лишь от осознания того, что кому-то на этом свете значительно тяжелее, чем ей. Рассказать ему об этом? Может быть. Когда-нибудь. Но не сейчас. Кто она ему, чтобы лезть в душу, ворошить прошлое, бередить рану воспоминаниями? Молчание что-то затянулось. Он когда-нибудь что-нибудь скажет?

— Я сильно изменился с тех пор.

«Сейчас начнет лукавить: «Что вы, что вы! Кто вам сказал? Ни капельки!»

— Да, это правда.

«Зачем отрицать очевидное? Мне жизнь как-то тоже не убавила ни морщин, ни седых волос».

— И не только внешне.

— Все мы меняемся.

«Или это жизнь нас меняет, чувства, эмоции, обстоятельства?»

— Женя, — он немного помедлил, будто попробовав ее имя на вкус, теперь хотел ощутить все ингредиенты, — Женя, я должен подумать.

— Что ж, думайте. — Она с готовностью кивнула, достала визитку, положила перед ним. — Позвоните, если надумаете. Не буду больше вас уговаривать, хотя и не понимаю, что вас смущает. С дельфинами договориться гораздо легче, чем с любыми другими животными.

Она поднялась и прошла к двери. Он последовал за ней.

— Меня не смущают звери, меня люди смущают.

— Люди? — она остановилась на пороге квартиры. — У нас отличные тренеры. Тем более, я понимаю, у вас свое дело. Я просто предлагаю вам попробовать, прошу о помощи, если хотите.

— Вы не поняли. Меня не пугают работники дельфинария.

— Тогда кто же?

— Да «пугают» — вообще не то слово. Настораживают меня, заставляют волноваться, смущают, если хотите, дети.

— Дети?

— Да. Аутисты. Я привык к Никите, но это другое. Понимаете, он уже родной, а остальные… Я как-то не думал, что придется общаться с большим количеством таких ребят. Я не уверен, что хочу этого, понимаете?

— Нет.

— Почему?

— Не понимаю, как можно не хотеть общаться с себе подобными.

— С себе подобными?

— Именно. Не вижу никакой разницы между вами и этими детишками. А вы? Вы ничего общего не находите?

— …

— До свидания, — вежливо попрощалась она и начала спускаться по лестнице, не стала ждать лифт, а может быть, не захотела ждать ответных слов.

Артем, если бы даже и появилось у него такое желание, не смог бы, наверное, и рта раскрыть. Горло моментально перехватил удушающий спазм, не позволяющий ни разомкнуть губ, ни произнести ни слова. Он молча прошел в комнату, сел на диван и замер в немом потрясении. Так и сидел уже больше часа, пораженный прямотой своей нежданной гостьи. Сидел, ничего не делал, только вертел в руках оставленную визитную карточку. Он не обижался. Зачем? Известно ведь: на правду не обижаются, а в том, что женщина высказала безусловную истину, Артем совершенно не сомневался. Не сомневался не потому, что Женя была резка и убедительна, не потому, что она неожиданно пролила свет на давно мучивший его вопрос, а исключительно из-за того, что произнесла вслух то, что было ему и без того понятно. Он — Артем Порошин — ничем не отличается от страдающих аутизмом людей. Он избегает социума, все время изо дня в день совершает повторяющиеся действия, не любит новых помещений и пространств, не сближается с людьми и не терпит вторжений в свое личное пространство. Зачем отвергать очевидное? Ведь именно это и привлекло когда-то Артема в Никите. Он увидел в маленьком, отрешенном от мира человечке свое отражение, свою маленькую копию, которая отчаянно сопротивлялась любым знакам расположения, посылаемым из внешнего мира. Конечно, мужчина не был настолько несведущ в медицине, чтобы причислить себя к действительно страдающим аутизмом. Он знал, что это состояние психики является исключительно врожденным. Приобретенных случаев не бывает. Но кто знает, возможно, их не было до сих пор? Энциклопедисты определяют аутизм как некое особенное нарушение в развитии мозга, проявляющееся в возрасте до трех лет. Но существуют и родственные состояния с более мягкими признаками и симптомами, которые ученые относят к расстройствам аутистического спектра, а Артем относил к своим собственным расстройствам. Он был человеком думающим, человеком мыслящим, человеком интересующимся. Если какая-то информация вызывала вопросы, он искал на них ответы, и очень быстро во время своих поисков обнаружил, что даже само слово «аутизм» великолепно характеризует его как личность. Этимологические словари говорили, что термин происходит от греческого «autos» — сам, а аутистов определяли как людей самих по себе. А кто такой Артем? Он и есть человек сам по себе. И это все о нем сказано, для него написано, с него срисовано. Да, его жизнь сделала таким. Она не спрашивала у него разрешения на изменение судьбы, не просила о подписи под договором, не ждала снисхождения и не испытывала чувства вины, несмотря на то что не проходило и дня, чтобы Артем не пытался допроситься у кого-то неведомого ответа на вопросы «почему, зачем и за что». Он просто получил удар, хотя ничем не заслужил страданий. И это в сознании мужчины тоже роднило его с теми, кто волей необъяснимого случая был еще до рождения обречен испытывать те или иные муки. К своим переживаниям Артем уже привык, они стали частью его повседневной рутины, неотъемлемой явью существования. Но у него хотя бы оставались воспоминания о другой реальности, о минутах радости и счастья, у него сохранялось понимание того, что жизнь, если ей это угодно, может быть прекрасна и удивительна. И потому странным и несправедливым представлялось то, что кого-то заведомо лишают подобного познания.