Читать книгу "Через реку - Джон Голсуорси"

Глаза Динни оторвались от лица судьи и устремились на присяжных. Она силилась угадать, что кроется за этими двенадцатью невыразительными лицами, а из головы у неё не выходил тот "кардинальный фактор", что не поверить – легче, чем поверить. Как только голоса и лица свидетелей перестанут воздействовать на присяжных, наиболее пикантная версия немедленно покажется им самой убедительной. Но тут она услышала слово «возмещение» и снова перевела взгляд на лицо судьи.

– …поскольку, – продолжал тот, – в случае положительного для истца вердикта немедленно встанет и вопрос о его денежных претензиях. В этой связи я должен обратить ваше внимание на несколько важных моментов. Нельзя сказать, чтобы в наши дни бракоразводные процессы часто сопровождались исками о возмещении ущерба и чтобы суд сочувственно встречал подачу последних. Теперь не принято переводить отношения с женщиной на язык денежных расчётов. Лет сто назад ещё бывали случаи, хотя уже и в то время считавшиеся противозаконными, когда муж уступал свою жену за определённую компенсацию. Но эти дни, слава богу, давно прошли. Конечно, возмещения по суду можно требовать и теперь, но такие претензии не должны иметь ничего общего с местью и должны сообразоваться с материальными возможностями соответчика. В данном случае истец заявил, что, если ему присудят возмещение, он положит деньги на имя жены. Так в наши дни обычно и делается. Что касается материальных возможностей соответчика, то, обсуждая вопрос о возмещении, вы должны учитывать, что соответчик не располагает частными источниками доходов, как заявил и вызвался доказать его защитник. Юрист никогда не сделает подобного заявления без достаточно веских оснований, и мне думается, вы можете поверить словам соответчика, показавшего, что единственным источником существования является для него… э-э… место с годовым окладом в четыреста фунтов. Таковы те соображения, которыми вам надлежит руководствоваться, обсуждая сумму возмещения ущерба, если вы решите взыскать таковое. А теперь, господа присяжные, я предлагаю вам приступить к выполнению вашей задачи. От вашего вердикта будет во многом зависеть будущее сторон, и я уверен, что вы отнесётесь к ним со всем возможным вниманием. Если вам угодно, можете удалиться.

Динни с изумлением увидела, что судья тут же взял какой-то лежавший перед ним на бюро документ и погрузился в изучение его.

"А ведь он славный старик!" – подумала девушка и перевела глаза на присяжных, встававших со своих мест. Теперь, когда её сестра и Тони Крум прошли через все испытания, она утратила интерес к происходящему, как, впрочем, и публика, которой на сегодняшнем заседании почти не было.

"Люди приходят сюда только затем, чтобы полюбоваться, как мучат других", – мелькнула у неё горькая мысль.

Чей-то голос сказал:

– Если вам нужна Клер, она сидит в присутствии по морским делам.

Дорнфорд в парике и мантии сел рядом с Динни:

– Какое резюме сделал судья?

– Очень хорошее.

– Он вообще добрый человек.

– Зато на воротниках адвокатов следовало бы крупными буквами напечатать: "Доброта – качество, излишек которого не вредит".

– С таким же успехом можно выгравировать это на ошейниках ищеек, взявших след. Но даже теперешний суд лучше того, каким он был раньше.

– Очень рада.

Дорнфорд молча смотрел на неё, и девушка подумала: "Парик идёт к его загорелому лицу".

Генерал перегнулся через неё:

– Какой срок даётся для уплаты, Дорнфорд?

– Обычно две недели, но его можно продлить.

– Исход дела предрешён, – мрачно объявил генерал. – Зато она отделается от Корвена!

– А где Тони Крум? – осведомилась Динни.

– Я видел его, когда входил. Стоит в коридоре у окна сразу за дверью. Вы его легко найдёте. Хотите, я схожу передам ему, чтобы он подождал?

– Пожалуйста.

– После суда прошу вас всех зайти ко мне.

Они кивнули, Дорнфорд вышел и больше не вернулся.

Динни и её отец сидели и ждали. Появился судебный пристав и передал судье записку; тот что-то написал на ней, и пристав унёс её обратно к присяжным. Почти немедленно после этого возвратились и они.

Широкое доброе лицо женщины, похожей на экономку, казалось обиженным, словно с ней в чём-то не посчитались, и Динни мгновенно поняла, что сейчас будет.

– Вынесен ли ваш вердикт единогласно, господа присяжные?

Старшина поднялся:

– Да, единогласно.

– Считаете ли вы ответчицу виновной в прелюбодеянии с соответчиком?

– Да.

– Считаете ли вы соответчика виновным в прелюбодеянии с ответчицей?

"Разве это не одно и то же?" – удивилась про себя Динни.

– Да.

– Какое возмещение должен, по-вашему, уплатить соответчик?

– Мы полагаем, что он должен оплатить только судебные издержки сторон.

"Чем больше любишь, тем больше платишь", – мелькнуло в голове у Динни. Не обращая больше внимания на слова судьи, она что-то шепнула отцу и выскользнула в коридор.

Крум стоял, прислонясь к окну, и Динни показалось, что она никогда не видела фигуры, исполненной такого отчаяния.

– Ну что, Динни?

– Мы проиграли. Возмещение ущерба не взыскивается, платим только судебные издержки. Выйдем, мне нужно с вами поговорить.

Они молча вышли.

– Пойдём посидим на набережной.

Крум усмехнулся:

– На набережной? Замечательно!

Больше они не сказали ни слова, пока не уселись под платаном, листва которого из-за холодной весны ещё не успела окончательно распуститься.

– Скверно! – сказала Динни.

– Я выглядел форменным болваном. Теперь хоть этому конец.

– Вы что-нибудь ели за последние два дня?

– Наверно. Пил во всяком случае много.

– Что вы собираетесь делать дальше, мой дорогой мальчик?

– Съезжу поговорю с Джеком Масхемом и постараюсь подыскать себе работу где-нибудь вне Англии.

Динни сообразила, что взялась за дело не с того конца. Пока она не знает намерений Клер, предпринимать ничего нельзя.

– Конечно, от советов мало пользы, – опять начала она, – но не могли бы вы подождать с месяц, прежде чем что-либо решать?

– Не знаю, Динни.

– Прибыли матки?

– Ещё нет.

– Но не бросать же вам дело, не начав его?

– По-моему, у меня теперь только одно дело – как-нибудь и гденибудь просуществовать.

– Мне ли не знать, что вы чувствуете! Но всё-таки не поддавайтесь отчаянию. Обещаете? До свиданья, мой дорогой, я тороплюсь.