Читать книгу "Алхимия советской индустриализации. Время Торгсина - Елена Осокина"

Лишь резкое обострение валютного кризиса, граничившее с катастрофой, вынудило Наркомфин пересмотреть принципы валютной политики. В частности, были упрощены валютные расчеты в Торгсине. В мае 1931 года Наркомфин разрешил Торгсину не требовать у иностранцев документы о происхождении валюты. В мае 1933 года, принимая во внимание очевидную выгодность торгсиновской торговли, Наркомфин пересмотрел правило о вывозе драгоценностей в счет «валютной нормы» иностранцев, разрешив им беспрепятственный вывоз купленных в Торгсине ценностей.

Чтобы расширить круг валютных покупателей, в самом конце 1930 года Наркомфин разрешил иностранцам, которые жили и работали в СССР, приобретать товары в Торгсине, однако вновь только на советские рубли «валютного происхождения», то есть за счет уменьшения валютной части их зарплаты. При этом Наркомфин вновь повторил, что на внутреннем рынке категорически запрещается принимать от иностранцев, длительно проживавших в СССР, валюту в оплату товаров.

Эти меры несколько увеличили приток валюты государству, но не они превратили контору Мосгорторга «Торгсин» в крупномасштабное государственное валютное предприятие.

ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

В сталинское и послесталинское время советская пропаганда усиленно укореняла миф «об осажденной крепости» – СССР, мол, провел индустриализацию без иностранной помощи, в условиях мировой изоляции и бойкота. Лишь в последние десятилетия тема вклада иностранцев в дело советской индустриализации получила должное внимание. Хотя иностранная помощь не была благотворительностью – за все приходилось платить валютой и золотом, – промышленный рывок в СССР проходил не в технологической изоляции и не в мировой блокаде.

Решение о массовом привлечении иностранцев на работу в СССР Политбюро приняло в марте 1930 года. Тысячи немцев, американцев, французов, чехов, австрийцев, англичан, финнов, норвежцев работали на ударных стройках социализма – на Челябинском тракторном, Горьковском машиностроительном, Магнитке, Грозненских нефтеприисках, даже на лесоразработках в Карелии и других местах. Многие приняли советское гражданство. Великая депрессия, потрясшая Европу и Америку, гнала людей в СССР. Люди бежали от безработицы в страну, где не было безработных, не зная, что безработный на Западе живет лучше рабочего в СССР. Приезжали и из идейных соображений. Людей захватила идея построения нового мира, участия в великом эксперименте XX века. Жизнь в СССР бурлила, в то время как западный мир пребывал в стагнации. Такими энтузиастами были Джон Скотт, Зара Уиткин (Заря Уткин), Маргарет Уэтлин, которые оставили нам мемуары о своей жизни в СССР. Зара, пережив личную трагедию, разочарованный вскоре вернулся в Америку. Джон Скотт, даже испытав суровость Магнитки, решил остаться и работать. Он был вынужден покинуть СССР перед самой войной, так как во время массовых репрессий потерял работу и подвергался опасности. Маргарет Уэтлин вышла замуж за русского театрального режиссера и прожила в России полвека, вернувшись в Америку только после смерти мужа.

Германия стала главным кредитором советской индустриализации, а большинство индустриальных объектов в СССР строились по американским образцам. Нижний Новгород, где на новом автомобильном заводе копировалась, при помощи американцев, конвейерная система Форда, называли русским Детройтом, а Новосибирск – сибирским Чикаго. Строительство Кузнецкого металлургического комбината – второго по величине в СССР – шло под руководством Freyn Engineering Company из Чикаго, в строительстве Магнитки участвовали American Coppers Company и МсKее Company из Кливленда. Американские нефтяные компании имели представительства в Баку и Грозном. Слова «американские темпы» и «фордизм», превратившись в поговорки, звучали по всей стране.

Приезжавшие в СССР иностранцы встречали своих соотечественников на всех важнейших индустриальных объектах. Их поражало обилие современной европейской и американской техники, лучшие образцы которой затем копировались на советских производствах. Судьба этих людей сложилась по-разному. Те, кто принял гражданство СССР, разделили судьбу и горе советских людей во время массовых репрессий. Те, кто приехал по контракту от иностранных фирм, смогли вернуться домой без проблем, если только не успели жениться на русских. Приключенческие романы могли бы быть написаны о том, как иностранцы вывозили советских жен за границу. Вот одна из историй, которую рассказал американский инженер Джон М. Пеликан.

Трижды получив отказ на выезд жены вместе с ним в США, он попытался контрабандно переправить ее морем на моторной лодке в Турцию. Беглецы были остановлены советским патрульным кораблем и арестованы. После подтверждения американского гражданства господина Пеликана освободили, жена же его, являясь советской гражданкой, была отправлена в батумскую тюрьму с перспективой ссылки в Сибирь. ГПУ Закавказья дало знать американцу, что его жена может быть освобождена. Для этого господин Пеликан должен был продлить свой контракт и вести экономический шпионаж в пользу СССР. Пытаясь спасти жену, Пеликан подписал договор с ГПУ. Спустя полчаса его жену освободили (она провела в тюрьме пять недель). История, однако, закончилась неожиданно быстро, и ОГПУ не смогло воспользоваться услугами новоприобретенного шпиона. Один из знакомых Пеликана, журналист «Чикаго трибун» Дональд Дэй, согласился помочь переправить русскую женщину через контрабандистов в Латвии в обмен на разрешение обнародовать в печати эту историю. Через неделю госпожа Пеликан оказалась в Риге. Там же в Риге Джон Пеликан написал показания и под присягой отказался от обязательств, данных ОГПУ. Но не все истории заканчивались столь счастливо.

Валютная революция свершилась тогда, когда советским гражданам разрешили сдавать ценности в Торгсин в уплату за его товары. Отказ от исключительно безналичных валютных расчетов внутри страны и разрешение использовать валютные ценности в качестве средства платежа подрывали государственную валютную монополию, поэтому, несмотря на очевидную выгоду для государства, это решение с трудом преодолевало бюрократические препоны и сопротивление «валютных» ведомств, Наркомфина и ОГПУ.

Расширение и некоторая либерализация валютных операций в стране были результатом не только острой нужды советского государства в валюте, но и настойчивого давления снизу, то есть инициативы людей. Об этом свидетельствуют следующие факты.

Первый шаг к ограничению государственной валютной монополии был сделан 14 июня 1931 года, когда Наркомфин разрешил советским гражданам сдавать в Торгсин золотые монеты царской чеканки. Монеты без дефектов шли по номинальной стоимости, дефектные – по весу из расчета 1 рубль 29 копеек за грамм чистого золота. Документы свидетельствуют, что принятию официального решения предшествовала народная инициатива. Так, в мае 1931 года из Одесской конторы Торгсина сообщали в Москву: «У нас было несколько случаев обращения об отпуске продуктов с оплатой наличным золотом (10-ки, 5-ки) старой русской чеканки». Торгсин в Одессе был не единственным, куда люди приносили золото, аналогичные сообщения поступали, например, из Киева, Ленинграда, Тифлиса, Крыма. Однако разрешения руководства страны на продажу товаров в обмен на золото не было. Действия тех людей, кто до официального к тому разрешения принес царское золото в Торгсин и предложил его в уплату за товары, были сопряжены с риском, ведь в стране к этому времени уже свирепствовали валютные репрессии. ОГПУ искало «держателей ценностей». Повседневная жизнь в СССР требовала героизма.