Читать книгу "Театральная площадь - Валерия Вербинина"

Собачка, выбежавшая из комнаты за мальчиком, пару раз для острастки гавкнула на Опалина, после чего маленький вихрастый тезка Ивана взял ее на руки и унес. Снимать верхнюю одежду Опалин не стал — общие вешалки в коридоре не внушали ему доверия еще с тех пор, когда он работал в отделе по расследованию краж. Пожилая гражданка с шалью на плечах скрылась у себя, на прощанье бросив так, чтобы ее все слышали:

— И зачем только милицию тревожат? Ясно же, что все из-за женщины… Любовь! Что с ним могло случиться?..

Она включила радио, по которому передавали какую-то научно-популярную лекцию. Следуя за Лялей до комнаты Виноградовых, Опалин машинально отметил про себя, что соседка через минуту выключила радио, а вместо него завела патефон.

— Мама! Вот… из милиции пришли…

Уют. Бесподобный, неподражаемый уют! Для Опалина, который с отцом-швейцаром долгое время жил под лестницей, а потом мыкался по знакомым, ночевал, бывало, на вокзалах и даже на улице, уют имел значение первостепенное. И можно, можно, конечно, унизиться до перечисления: на окнах — кисея и лимонно-желтые занавески, всюду салфеточки, дивная старая мебель надраена до блеска, на угловом столике — клеточка, и в клеточке порхает солнечная птица — канарейка; но вовсе не сумма предметов создает то неуловимое, что зовется уютом. Впрочем, Опалин сразу же забыл о нем, как только поймал взгляд женщины, полулежащей на диване, и уловил запах валерьянки. Раскололся уют, дал трещину. Был сын — и исчез.

— Простите, — пробормотала женщина, поднимаясь и кое-как садясь, — я сейчас не очень хорошо себя почувствовала… Присаживайтесь, пожалуйста, где вам удобно…

Прическа у нее сбилась на сторону, несколько шпилек выпало, и хозяйка стала наскоро поправлять волосы. Такая же темноволосая, как ее сын, с такими же бровями и довольно широким лицом. Опалин сел на стул и подумал, что ей должно быть хорошо за сорок, но она была стройна и моложава, и на вид ей нельзя было дать больше тридцати пяти.

Где-то хлопнула дверь, потом кто-то прошел по коридору, ступая по-мужски тяжело. Сладострастно курлыкал патефон на другом конце коммуналки. Ляля стала возле матери, не сводя с Опалина огромных темных глаз. Один раз мать уронила на пол шпильку, и дочь тотчас же подобрала ее.

— Вы Екатерина Арсеньевна Виноградова, и именно вы заявили о том, что ваш сын Павел шестнадцатого октября не вернулся домой, — начал Опалин. — Правильно?

— Я не знала, что думать, — удрученно пробормотала женщина. — В театре его не было, у Володи тоже… Ляля сказала: «Мама, надо идти в милицию». Я не хотела…

— Почему? — быстро спросил Иван.

Собеседница поглядела на него с изумлением.

— Я никогда не имела дела с милицией… Я совершенно не знаю, как… и вообще… Я хотела посоветоваться с… с Борисом, но к телефону подошла домработница, она у них ужасно глупая…

Легкая пауза перед именем «Борис» и сама форма имени — не Боря, а именно Борис — говорили о многом. Опалин сразу же вспомнил, что отчество у Павла было Борисович. Значит, мать, прежде чем идти в милицию, решила посоветоваться с отцом, который живет отдельно. Вряд ли Виноградовы расстались хорошо, мелькнуло в голове у Ивана. Он уже заметил, что, хотя в комнате присутствовали многочисленные фотографии самой хозяйки, ее сына и дочери, нигде не было видно и следа человека, который являлся отцом детей.

— А кто такой Володя? — спросил Опалин.

— Володя Туманов, друг Павлика, — пояснила Ляля. — Они вместе учились в хореографическом, и их обоих приняли в Большой театр.

— В кордебалет?

— Это только начало, — отозвалась мать. — У Павлика большой талант. Он там надолго не задержится.

Опалин нахмурился. Он знал, что Виноградов действительно не задержится в кордебалете, но не из-за таланта, а потому, что был мертв; но упоминать об этом до обнаружения тела было как минимум преждевременно. Больше всего Ивана смущало то, что он никак не мог подыскать определения людям, с которыми столкнулся. Екатерина Арсеньевна хорошо одевалась, говорила как человек образованный и поддерживала уют, живя в коммунальной квартире. Но в третьем часу дня она находилась дома, а не на работе. И еще, хотя она была в высшей степени удручена, но все же говорила с Опалиным так, словно делала ему одолжение.

— Скажите, Екатерина Арсеньевна, вы хорошо осведомлены о жизни вашего сына?

— Разумеется, — с некоторым даже высокомерием ответила Виноградова. — Он ничего от меня не скрывал.

Опалин понял, что ему не повезло. Когда родители так говорят, это значит, что дети скрывают от них все, что только возможно.

— Он с кем-нибудь ссорился в театре? Или вообще?

По глазам Ляли он понял, что ей что-то известно. Но ответила мать, к которой и был обращен вопрос:

— Что вы, какие ссоры! Мой Павлик совершенно не такой…

Для проформы Опалин задал еще несколько вопросов: не мог ли Павлик куда-то уехать, не предупредив родных, не жаловался ли он в последнее время на какие-то сложности, не было ли в его поведении странностей. Но Виноградова твердо держалась раз избранной линии: Павлик — чудесный мальчик и в его жизни все было прекрасно, безоблачно и идеально.

— Вы хотите что-то добавить? — отчаявшись, спросил Опалин у Ляли. Она порозовела.

— Нет, — выдавила из себя девушка.

Конечно, в присутствии матери она ничего не скажет. Иван знал, что сердиться непрофессионально, и все же его стала разбирать злость.

— Теперь я попрошу вас в подробностях вспомнить все, что было в последний день, когда вы видели… — он чуть было не сказал «Павлика», но вовремя спохватился, — Павла Виноградова.

— А что вы хотите знать? — плаксиво спросила Екатерина Арсеньевна. — Это был самый обычный день… — Опалин сделал нетерпеливое движение, показывая, что ждет подробностей. — Встал он в восемь, как всегда, в десять у него класс…

— Он что же, до сих пор в школу ходит? — изумился Опалин. По всему выходило, что Павлу был двадцать один год — слишком почтенный возраст, чтобы сидеть за партой.

— Класс — это экзерсис, — пояснила Ляля, и по ее тону Иван понял, что она озадачена его вопросом.

— Простите, вы к балету совсем не имеете отношения? — недоверчиво спросила Елизавета Арсеньевна.

Было бы странно, если бы оперуполномоченный Опалин, который ловил бандитов и убийц, имел отношение к балету, но вопрос был задан как нечто само собой разумеющееся. Иван ограничился тем, что просто покачал головой.

— Класс — это ежедневные упражнения у станка, — объяснила Виноградова, чем запутала дело еще больше.

— Станок — это такая палка у стены, на нее опираются, когда делают балетные упражнения, — пришла на помощь матери Ляля, видя выражение лица Опалина.

«Как у них все сложно, однако», — подумал Иван.

— Скажите, сколько длится класс? — спросил он вслух.