Читать книгу "Хорошая я. Плохая я - Эли Ленд"

6

Пока мне удается держать в тайне твои ночные посещения.

То, что ты, как змея, проползаешь под дверью. Прямо ко мне в постель. Укладываешься рядом, вытягиваешь свое чешуйчатое тело вдоль моего. Напоминаешь, что я по-прежнему принадлежу тебе. Утром я оказываюсь на полу, лежу там, свернувшись калачиком, укрывшись одеялом с головой. Кожа горячая, а внутри холод, это трудно описать. В одной книжке я читала, что у жестоких – горячая голова, а у психопатов – холодное сердце. Горячее и холодное. Голова и сердце. А что, если происходишь от человека, в котором сочетается то и другое? Что тогда?

На завтра у нас с Майком назначена встреча с прокурорами. Это такие люди, которых наняли, чтобы упрятать тебя под замок. И выбросить ключи. А ты сидишь сейчас в камере и, наверно, думаешь – почему? Почему я вдруг пошла в полицию, если столько лет терпела? Вообще-то есть две причины, но я могу тебе рассказать только об одной, вот она.

Мой день рождения, это сладкое шестнадцатилетие. Оно будет только в декабре, но ты начала готовиться заранее, за несколько месяцев, но не так, как готовится мать. Ты пообещала мне, что я никогда не забуду этот день рождения. Если выживу – подумала я про себя. Начали приходить имейлы от твоих знакомых. Черное чрево Интернета. Шорт-лист. Три женщины и один мужчина приглашены разделить торжество. Разделить меня.

Хоть это мой день рождения, но мне была уготована роль подарка. Точнее, козла отпущения, пиньяты[5]. О, это сладкое шестнадцатилетие, говорила ты, ты больше не могла ждать. Ты смаковала эти слова, для тебя они были как сахар. Для меня как лимон. Горькие и кислые.

Собираясь в школу, я почувствовала приближение мигрени – еще один подарочек, который ты оставила мне на память. Застегнуть пуговицы на блузке никак не удавалось, пальцы не слушались – все равно что пытаться вдеть нитку в иголку палочками для еды. Я провозилась дольше обычного, и, когда проходила мимо комнаты Фиби, дверь была закрыта – я подумала, что она уже ушла. Я не видела ее после вчерашней встречи в школьной раздевалке. Надеюсь, они с девочками досыта «повеселились» за мой счет.

Три пролета вниз, толстый кремовый ковер. Он заканчивается в холле, дальше начинается мраморная плитка. Я оступаюсь на последней ступеньке, скольжу и грохаюсь на холодный мрамор. Наверное, я вскрикнула, потому что из кухни выходит Майк.

– Ничего, ничего, – говорит он. – Сейчас я помогу тебе.

Он помогает мне сесть на нижнюю ступеньку лестницы, сам садится рядом.

– Вот идиотка, – говорю я.

– Не переживай, – отвечает он. – Это же естественно. Ты еще не привыкла к этому дому. Ты стараешься не смотреть на свет. У тебя что, приступ мигрени?

– Похоже на то.

– Нас предупредили, что у тебя такое бывает. Тебе лучше остаться дома, по крайней мере до обеда. Попытайся заснуть.

Мой первый порыв – сказать «нет», но потом я вспоминаю, где я – и где ты. Иногда ты оставляла меня в пятницу дома, устраивала мне длинные выходные. Ты звонила в школу, говорила, что я приболела, что-то с животом или простуда. И мы оставались вдвоем на три долгих дня – только ты и я.

– Чайник закипел. Я заварю тебе чай, выпьешь – и сразу в постель, хорошо?

Я киваю, он помогает мне подняться. Я спрашиваю, где Фиби и Саския. Уже ушли, отвечает он.

– О, чуть не забыл. Ведь Саския оставила на кухне для тебя подарок.

Коробочка маленькая, квадратной формы. Завернута в синюю бумагу, перевязана красной ленточкой.

– Открой, если хочешь.

Добрый поступок. Я сижу за столом, смотрю, как Майк заваривает чай, деликатно берет предметы, кладет на место, и переполняюсь благодарностью. Мало кто отважился бы взять меня в свой дом, мало кто отважился бы взвалить на себя такую ношу. Такой риск. Я пытаюсь сдержать слезы, но они побеждают. Капают на лиловую скатерть. Майк замечает их, когда ставит чашки на стол, садится на стул рядом со мной. Он смотрит на нераспакованный подарок в моей руке, успокаивает. Потерпи немного, – говорит он, выпей чаю, я положил в него меду, тебе не хватает сладкого.

Он прав, и еще теплого.

– Сегодня вторник, а не среда, но мы можем устроить сеанс, если ты не против. Мне кажется, сегодня он тебе не помешает, как ты думаешь?

Я киваю, хотя хочу сказать «нет». Я не хочу, чтобы он лез в мои тайные мысли и желания, ковырялся в них. Он пришел бы в ужас, если б узнал, что я скучаю по тебе, скучаю вот в эту самую минуту, сидя за столом. Когда я открыла шторы сегодня утром, заметила скворечник в соседском саду и вспомнила, как однажды мы с тобой мастерили такой же. Ты взяла молоток, чтобы забить гвозди. Я попросила молоток, тоже хотела забить гвоздь, а ты погладила меня по голове, сказала – держи, только осторожно, береги пальцы. Такая неожиданная заботливость с твоей стороны, желание защитить меня от боли вместо желания причинить ее.

– Ну вот, твои щеки немного порозовели, я очень рад. Ступай приляг, а попозже я разбужу тебя.

Я умудрилась проспать до самого обеда. Майк в этот день работает дома, и мы вместе обедаем. Севита, домработница, приготовила суп, а на второе едим сэндвичи с ветчиной. Рози сидит, носом почти уткнулась мне в ногу, сверлит меня влажными карими глазами. Я кидаю ей кусочек мяса, когда мы убираем со стола.

В кабинете у Майка приятный полумрак, два торшера, верхний свет не горит. Он говорит, что опустит жалюзи, но ставни закрывать не будет. У жалюзи шнуры заканчиваются пунцовыми нарядными помпонами. Майк следит за моим взглядом и улыбается.

– Это Сас. У нее художественная натура, в отличие от меня.

Он подходит к столу, поднимает крышку ноутбука, берет очки. Садись, – говорит он, указывая на кресло, в котором я сидела прошлый раз. Сажусь и считаю про себя в обратном порядке, начиная с десяти, стараюсь выровнять дыхание. Он берет подушку с другого кресла. Синюю, бархатную. Подходит ко мне, подкладывает мне под локоть. Улыбается. Садится напротив меня, скрестив ноги, сцепив пальцы, упираясь локтями в подлокотники кресла.

– Я полагаю, что ты думаешь о завтрашней встрече с Джун и юристами. Ты ведь помнишь Джун? Она твой инспектор, будет опекать тебя в ходе процесса, ты с ней однажды встречалась в клинике.

Я киваю.

– Мы обсудим несколько вопросов, но начнем с того, что тебя могут подвергнуть перекрестному допросу как свидетеля.

Я беру подушку, крепко прижимаю к себе.

– Я понимаю, Милли, как это непросто. Я понимаю, как тяжело тебе было давать показания против собственной матери в полиции, но теперь мы будем поддерживать тебя.

– О чем меня будут спрашивать? Мне что, придется им снова рассказать все от начала до конца?