Читать книгу "Чудовище в плену красавицы - Мейси Ейтс"

— Я действительно сыта.

— Меня не устраивает вариант отправиться на вечеринку с высохшей мумией. Платье должно идеально облегать твои женственные формы.

Белль вспыхнула:

— Какое ты имеешь право распоряжаться моими формами?! Они тебе не принадлежат! Я сыграю для тебя этот спектакль, но к моему телу доступ ты не получишь.

Адам поднялся и подошел к ней. Затем наклонился и кончиками пальцев провел по ее щеке. Девушка, как завороженная, уставилась на его лицо. На его кожу в рытвинах, на опущенный уголок рта, на шрам, пересекавший правый глаз. Белль поняла, что шрам не испортил его зрение. Адам все видел. Адам видел ее насквозь: и лихорадочное течение крови по ее венам, и бешеный стук ее сердца.

— Для меня не существует запретов, — ласково произнес он. — Запомни это раз и навсегда.

— Я же говорила…

— У тебя есть парень? Прекрасно. Но я запер тебя в своем замке, Белль. Как думаешь, меня может волновать твоя личная жизнь?

— Учитывая, что… — Она нервно сглотнула. — Что за сорок восемь часов у тебя появилось двое заключенных, ты вряд ли переживаешь о бойфрендах.

— Правильно. — Адам снова опустился в кресло, и ей заметно полегчало. — Знаешь, а ведь это прелюбопытнейшая вещь! У тебя все отнимают, ты сужаешь свой мир до пределов дворца, и вдруг появляется столько времени на размышления.

— Вижу, ты прошел свой собственный путь а-ля «Есть, молиться, любить»[3] и просветлился, — заметила она.

— Не совсем. Просто я много думал о том, что ценно, а что нет.

— И что же для тебя является ценным?

— Выживание в этом мире. Больше ничего. За то, как ты живешь, тебя не наградят, Белль. Помни об этом.

— У тебя хватает наглости высказываться о профессии моего отца, и в то же время ты говоришь, что нравственность не имеет значения?

— Нравственность затрудняет выживание. Когда у тебя ничего не остается, природная потребность дышать поддерживает в тебе жизнь. Когда вокруг все исчезает, у тебя есть лишь вдох и секунды перед выдохом. Иногда ты живешь только ради этого. — Адам оторвал зубами кусок мяса. — Всеми людьми управляют естественные потребности. Не образ жизни, не то, чем ты владеешь.

Она покачала головой:

— Это не про меня. Я люблю книги. И океан. Нагретый солнцем песок, который ласкает мою кожу. — Его глаза сверкнули, и она почувствовала, что краснеет. — Это гораздо ценнее выживания. Потому что придает жизни смысл.

Адам невесело рассмеялся:

— Ты удивишься, но когда я смотрю по сторонам, то вижу смысл в своем существовании и одновременно не вижу никакого. Меня окружает пустой, мрачный, безжизненный дворец. Когда у меня болит каждая кость в теле и я едва встаю с кровати, то спрашиваю себя: «Почему я до сих пор дышу?» И ответ не в книгах и не в песке.

— А в чем? — вырвалось у нее.

— Я слишком упрям, чтобы сдаться смерти. — Он встал. — Все, я закончил. Пойдем, провожу тебя в твою комнату.

— Не стоит.

— Стоит! — безапелляционно сказал он. — По дороге я расскажу несколько основных… правил.

Белль разозлилась. Она не привыкла действовать по чьей-то указке. Отец воспитывал ее иначе. Частенько он не знал, как обращаться с маленькой дочкой, но он ее любил, и Белль старалась доставлять ему как можно меньше хлопот, видя его старания. Она помнила, как ей жилось с матерью.

С папой было вольготнее. Он старался никогда ее не критиковать. Она сама выбирала себе ужин, одежду, решала, куда пойти вечером и когда остаться дома.

И этот самодур-принц решил, что она примет его правила? Нет, этого не будет из принципа!

Закусив губу, Белль промолчала. В ее сердце все-таки прокрался страх. Она ведь точно не знала, какой он человек. Не знала, на что он способен.

Смириться будет трудно. Удары судьбы обрушивались на нее один за другим. Но если бы она получила все сразу, то тут же сошла бы с ума.

— Если проголодаешься, скажешь Афине, и она тебя покормит, — начал он.

— А нельзя мне самой приготовить себе еду?

— Нет, — буркнул он.

— Ладно… Я не удивлена.

Белль поплелась за принцем по длинному коридору к лестнице.

— Там выход к саду, — сказал он, указывая налево. — Можешь исследовать всю территорию дворца, залы и библиотеки для тебя открыты. Но только не мои покои.

— Ясно, — пробормотала она, немного успокоившись. В его покои ее не тянуло.

— Я живу в восточном крыле.

— Один занимаешь целое крыло?

Он приподнял бровь:

— Мне необходимо много личного пространства.

Адам отвернулся, продолжая путь. В его непримечательной фразе скрывалось больше смысла, чем он предполагал. Он поглощал собой не только все пространство, но и сам воздух помещения, где бы ни находился.

— Может, все-таки вернешь мне телефон? Очень нужно позвонить.

— Пока это невозможно, — отрезал он. — У меня своя политика, у тебя своя. И наши убеждения не должны пересекаться, — безжалостно продолжил он.

— Значит, ты намерен держать меня в отрыве от всего мира?

— Это не так ужасно.

Белль вдруг осенило, что она вынуждена жить с человеком, который не покидал своего дома несколько лет. Адам никак не мог понять, что изоляция не всем нравится. Потеря человеческого облика его не волновала. Ему было невдомек, что Белль может хотеть большего. Что ей необходимо нечто большее.

Здесь можно умереть с тоски, а этот феодал даже не заметит, что с тобой что-то не так.

— Мне нечего надеть, — призналась Белль.

Когда они подошли к ее спальне, она поняла, что не взяла с собой одежды. На ней были те же джинсы и кофта, в которых она вчера села в самолет.

— Я что-нибудь раздобуду. Завтра принесут. А сейчас ничем не могу помочь.

— Но… Мне не в чем спать.

Он скользнул по ней жарким взглядом.

— Так спи голой. Бери с меня пример.

Ее воображение услужливо нарисовало его обнаженное тело. Интересно, как далеко протянулись его шрамы? Его кожа изранена полностью или только частями?

Ее охватили странные ощущения, от которых кожа покрылась мурашками.

Адам пристально смотрел на Белль. Между ними словно вспыхнули искры. Она вдруг четко осознала, сколько силы и самообладания потребовалось от него, чтобы запереться здесь.

— Удаляюсь, — бросил он и повернулся.

Ей почему-то захотелось его остановить, чтобы продлить приятный момент. Она на несколько мгновений замерла.