Читать книгу "Собиратели ракушек - Розамунда Пилчер"

Внизу оказалось не лучше. Одну из собак стошнило, колонка отопления была чуть теплая, а в кладовке лежало только три яйца. Нэнси выпустила собак, убрала за ними и наполнила колонку специальным, безумно дорогим топливом, моля Бога, чтобы огонь не успел погаснуть, не то от миссис Крофтвей жалоб не оберешься. Потом крикнула детям, чтобы поторапливались, вскипятила чайник, сварила три яйца, поджарила тосты, собрала на стол. Руперт и Мелани спустились более или менее одетые, переругиваясь на ходу: Руперт утверждал, что Мелани куда-то подевала его учебник по географии, а она заявила, что он врун и вообще у него учебника по географии никогда не было, а потом потребовала у матери двадцать пять пенсов на прощальный подарок для миссис Липер.

Нэнси о миссис Липер впервые слышала.

От Джорджа ожидать помощи не приходилось. Он появился в разгар перепалки, съел одно яйцо, выпил чашку чаю и уехал. Нэнси слышала, как выезжал его «ровер», пока в спешке складывала на сушилку тарелки, оставляя их на дальнейшее усмотрение миссис Крофтвей.

— Если ты не брала мою «Географию»…

За дверью скулили собаки. Нэнси впустила их, вспомнила, что надо накормить, наполнила миски сухарями и открыла банку собачьих консервов «Бонзо», второпях порезав палец.

— Смотри, какая ты нескладная, — заметил Руперт.

Нэнси повернулась к нему спиной, пустила холодную воду и подержала палец под краном, пока не перестала идти кровь.

— Если я не принесу двадцать пять пенсов, миссис Ролингс знаешь как обозлится…

Нэнси побежала наверх подкраситься перед уходом. Аккуратно наложить румяна и подвести брови времени уже не было, так что результат получился сомнительный, но ничего не поделаешь. Некогда. Она достала из шкафа шубку и шапочку из такого же меха, разыскала перчатки и сумку из змеиной кожи. Когда она вывернула в нее содержимое своей будничной сумки, естественно, оказалось, что замок не защелкивается. Не важно. Ничего не поделаешь. Нет времени.

Нэнси сбежала вниз по лестнице, на бегу зовя детей. Как ни удивительно, они появились сразу и подхватили свои ранцы. Мелани нахлобучила на голову уродливую школьную шляпу. Они выбежали друг за другом через заднюю дверь, за угол к гаражу, забрались в машину — мотор, слава тебе господи, завелся с первой попытки — и поехали.

Она развезла детей по школам, высадила у ворот, даже толком не попрощавшись, и помчалась в Челтнем. Было уже десять минут десятого, когда она выскочила из машины на пристанционной стоянке, и двенадцать минут — когда отошла от кассы, купив льготный обратный билет. Нэнси успела даже с обворожительной — как она надеялась — улыбкой купить без очереди в газетном киоске «Дейли телеграф», а также — безумное мотовство! — «Харперс энд Куин». Уже заплатив, она увидела, что номер старый, за прошлый месяц, но возвращать его и получать обратно деньги времени уже не было. Да и не важно, что старый, — все равно глянцевый, яркий, он будет в дороге отличным развлечением. С этой мыслью Нэнси вылетела на перрон, как раз когда подошел лондонский поезд, открыла первую попавшуюся дверь, нашла свободное место и села. Запыхавшаяся, с отчаянно колотящимся сердцем, она закрыла глаза и постаралась отдышаться. Вот так, наверное, чувствуешь себя, спасшись от пожара.

Через какое-то время, после нескольких глубоких вдохов и обращенных к самой себе успокоительных фраз, Нэнси немного пришла в себя. В вагоне, слава богу, было тепло. Она открыла глаза, расстегнула шубку и, устроившись поудобнее, стала смотреть в окно, на проплывающий мимо черный зимний пейзаж. Под размеренный ритм движения издерганные ее нервы постепенно успокоились. Она любила ездить на поезде: ни телефонных звонков, ни забот — сиди спокойно и ни о чем не думай.

Головная боль прошла. Нэнси достала из сумки пудреницу и стала рассматривать в маленьком зеркальце свое лицо — припудрила нос, подправила на губах помаду. Новый журнал покоился у нее на коленях, обещая массу удовольствия, словно неоткрытая коробка шоколадных конфет с темной корочкой снаружи и мягкой начинкой внутри. Нэнси начала перелистывать страницы. Сначала рекламный раздел: меха, виллы на юге Испании, коттеджи в горной Шотландии на условиях совместного пользования; драгоценности; косметика, которая не только сделает вас красивее, но и благотворно воздействует на кожу лица; морские круизы и многое другое…

Вдруг ее внимание привлек разворот: компания «Бутби», специализирующаяся на торговле произведениями искусства, объявляла аукцион викторианской живописи, который состоится в собственной галерее компании на Бонд-стрит в среду, 21 марта. В качестве иллюстрации была опубликована репродукция картины Лоренса Стерна (1865–1945) под названием «У источника» (1904), изображающая группу молодых женщин в разных ракурсах, с бронзовыми кувшинами на плечах или у бедра. Наверное, это рабыни, подумала Нэнси, разглядывая репродукцию, вон у них и ноги босые, и лица сумрачные (что неудивительно: видно, что кувшины тяжелые), и вместо одежды лохмотья, иссиня-зеленые и ржаво-красные, которые едва прикрывают тело, так что видны округлые груди и розовые соски.

Джордж и Нэнси не интересовались живописью, равно как и музыкой или театром. В «Доме Священника» висели, конечно, картины, обязательные для всякого приличного жилища: гравюры со сценами охоты и несколько живописных полотен, изображающих либо убитого оленя, либо верного охотничьего пса с фазаном в зубах; они достались Джорджу в наследство от отца. Как-то раз, когда понадобилось убить в Лондоне два часа, супруги зашли в галерею Тейт и исправно осмотрели выставку Констебла, — правда, в памяти у Нэнси остались лишь раскидистые зеленые деревья на полотнах да боль в уставших ногах.

Но эта картина даже хуже, чем Констебл. Нэнси смотрела и только диву давалась: неужели кому-то захочется повесить такое безобразие у себя на стену, не говоря уж о том, чтобы заплатить за нее большие деньги? Окажись это полотно у нее самой, оно бы кончило свои дни где-нибудь на чердаке, а то и вовсе угодило бы в костер.

Интерес Нэнси к этой картине вызвали вовсе не ее художественные достоинства, а имя автора: Лоренс Стерн. Ведь это был отец Пенелопы Килинг и, следовательно, ее, Нэнси, родной дед.

Как ни странно, но его творчества она почти совсем не знала. К тому времени, когда она родилась, его слава, вершина которой пришлась на рубеж столетий, померкла и сошла на нет, а работы, давно распроданные и развезенные по разным странам, забыты. В материнском доме на Оукли-стрит висели только три картины Лоренса Стерна — два неоконченных панно составляли пару: это были две аллегорические фигуры нимф, разбрасывающих лилии по травянистому, усеянному белыми маргаритками склону.

Третья висела в холле на первом этаже, под лестницей — в доме больше нигде не нашлось места для такого большого полотна. Написанная маслом в последние годы жизни Стерна, картина называлась «Собиратели ракушек» — много моря в белых барашках, пляж и небо, по которому бегут облака. Когда Пенелопа переселялась с Оукли-стрит в глостерширский дом, все три драгоценные картины переехали вместе с ней — панно попали на лестничную площадку, а «Собиратели ракушек» — в гостиную, где был пересеченный балками потолок; из-за огромной картины комната казалась совсем крошечной. Нэнси вскоре привыкла к ним и просто перестала замечать, они были неотъемлемой частью маминого дома, так же как продавленные диваны и кресла, как высушенные букеты, втиснутые в белые и синие вазы, как вкусные запахи готовящейся пищи.