Читать книгу "Ольга - Бернхард Шлинк"

Они встречались уже год, но между ними не было окончательной телесной близости. Сыну землевладельца никто не поставил бы в вину то, что он гуляет с девушкой из деревни, да и сами деревенские не стали бы беспокоиться, если молодой хозяин водил бы шашни с их дочерьми. Между тем Ольга не относилась к Герберту как к сыну помещика, а он не считал ее девчонкой из деревни. Их отношения были не такими, какие могли быть у сына помещика и дочери помещика, но и не такими, как у молодого человека и девушки из буржуазных семей. Они сошлись как бы на ничейной территории, неподвластной законам классового устройства. Весной и летом они уединялись на лесной опушке, зимой – в попечительской ложе, у них были все возможности стать любовниками, но они этим не воспользовались. Они не хотели спешить.

Они целовались, каждый открывал для себя другого, они согревали друг друга, они не могли друг от друга оторваться. Но лишь до той минуты, когда Ольга освобождалась из объятий Герберта, чтобы снова взяться за книгу. Если Герберт терял над собой власть и случалось неизбежное, он отворачивался, чувствуя облегчение, обессиленный, смущенный, и ощущал теплую влагу под бельем, вскакивал, опрометью бросался бежать, а зимой уносился на лыжах.

10

Под Новый год Шрёдеры устроили у себя небывалый праздник, прогремевший на всю округу. На него съехалась даже старинная дворянская знать из своих поместий, и отец Герберта, повесив себе на грудь Железный крест, вновь загорелся надеждой на пожалование дворянского титула. Праздновали не только встречу Нового года, но отмечали и достижения года минувшего – в стране был принят гражданский кодекс, установлено телеграфное сообщение с Америкой, пароход «Германия» награжден «Голубой лентой»[9], германский флаг водружен в новой колонии на Самоа, и еще праздновали то, что ни один китаец впредь не посмеет косо взглянуть на немца[10]. Наконец-то Германия по достоинству заняла подобающее ей место среди государств мира. В полночь запустили грандиозный фейерверк, приехавший из Кенигсберга пиротехник устроил целый спектакль: в черном ночном небе взрывались белые и красные ракеты, били белые и красные огненные фонтаны, было и немножко синих, потому как Англию и Францию тоже решили почтить. Разве не показала Всемирная выставка в Париже, что новое столетие предвещает великое будущее всем европейским державам? Папаша Шрёдер успешно играл на бирже, спекулируя акциями химических и электротехнических заводов, так что мог позволить себе столь экстравагантный фейерверк.

Герберт хотел пригласить на праздник Ольгу, но Виктория объявила родителям, что присутствие Ольги может повредить репутации их дочери в глазах молодых людей, отпрысков старинных аристократических родов. Герберт сказал, раз так, он тоже не придет на праздник, и оставался непоколебимым в своем решении, невзирая на слезы Виктории, просьбы матери и строгость отца, пока сама Ольга его не отговорила: незачем без нужды восстанавливать против себя родителей. А если они вообще запретят сыну встречаться с ней?

Но посмотреть на фейерверк сбежалась вся деревня, люди не остались у въезда в парк или на площадке перед господским домом, они обошли дом сзади и встали на большой террасе, где собрались гости, смотревшие, как взмывают в небо снопы искр и летят в вышину ракеты и петарды. Сначала деревенские держались поодаль от чистой публики, но уже вскоре, все позабыв при виде небывалых световых чудес, крестьяне стали мало-помалу приближаться и наконец подошли чуть не вплотную к гостям и даже смешались с ними. Гости притворились, будто не замечают этих людей, а родители Герберта – будто не видят сына с Ольгой – те стояли, взявшись за руки, и о чем-то шептались. «Счастливого нового года!»

Он и впрямь выдался счастливым. Ольга выдержала вступительный экзамен, ее приняли в женскую учительскую семинарию в Познани. Благодаря тому, что она сдала экзамены на «отлично», ей предоставили бесплатное место в общежитии для учащихся. Герберт гордился Ольгой, но ревниво смотрел на ее увлечение науками, и еще он с горечью замечал, что она стала очень самостоятельной, независимой от других людей с их мнениями и оценками и в конце концов независимой от него самого. Возможно, она и права, что они не могут пожениться, но ее доводы он пропускал мимо ушей и думал лишь о том, что он ей не нужен. Только вступив в гвардейский пехотный полк после с грехом пополам сданных экзаменов, Герберт забыл о своей ревности и отвлекся от досадных мыслей, теперь он гордился собой так же, как гордился Ольгой.

Он послал ей свой раскрашенный фотографический портрет, на нем он в синем мундире с красным воротником и красными обшлагами и в красно-синей фуражке с маленьким черным козырьком, почти как у шапочек, что носят студенты. Он послал и еще одну фотографию – на ней он в серой полевой форме, в каске с золоченой пикой. Ольга находила, что он хорош и в одном, и в другом обмундировании. Невысокий, но все же не скажешь, что коротышка, коренастый, крепко сложенный, с выражением веселой решимости в глазах, с крупными и резкими чертами лица. Ольга любила его глаза, синие и такие ясные, словно ему чужды какие-либо сомнения, однако порой его взгляд бывал мечтательным и далеким, и, когда Ольга замечала этот взгляд, ее охватывала нежность к Герберту.

С теми фотографиями он прислал и вечное перо – автоматическую ручку, черную, с надписью «Ф. Зеннекен»; перо отвинчивалось, чернила набирались вставленной в ручку пипеткой. А как она писала! Волосяная линия вверх, а вниз с толстым нажимом, и даже когда Ольга что-нибудь зачеркивала или исправляла, написанное все равно было красиво; уже скоро она стала писать Герберту письма сразу начисто, без черновика. Эту ручку он купил в подарок Ольге, как и обещал, на свое первое воинское жалованье.

Ольга тоже послала ему свою фотографию. Она в широкой черной юбке и белой тунике с красными кантами, с обнаженными руками и шеей. Это было так называемое платье «реформ», Ольга сама его сшила. Пышные волосы собраны в узел, лицо чистое, даже губы не подкрашены, лишь чуть-чуть пудры, и то потому, что у Ольги, когда она волновалась, на щеках выступали красные пятна. Смотрела она гордо, – может быть, она гордилась тем, что она не такая, как другие молодые женщины, у которых в голове только моды и мужчины.

11

Проучившись два года в семинарии, Ольга стала учительницей и осенью впервые приступила к работе. В своей старой школе – ни дирекцию, ни саму Ольгу это не устраивало, но в той деревне, куда ее должны были направить учительствовать, разразилась эпидемия оспы, а в Ольгиной школе в одночасье умер старый учитель, учивший еще Ольгу. Однако теперь ей не надо было жить у бабушки – она поселилась в учительской квартире при школе.