Читать книгу "Любовь рождается зимой - Саймон Ван Бой"

Уже взрослой я поняла, откуда Джонатан взял свою мягкость. Наш отец был застенчивым, добропорядочным мальчиком – привлекательным мужчиной из Южного Уэльса, достаточно сильным, чтобы поднять прицеп за петлю, но и достаточно мудрым, чтобы не давить ночную бабочку, скользящую по мерцающему экрану черно-белого телевизора. Я помню, как он выпустил ее сквозь приоткрытую дверь автодома в темноту ночного поля, словно вес его детских грез покоился на ее припудренных крыльях.

Мы проводили дни, исследуя городок и окрестности. Моим самым любимым воспоминанием был пикник у реки, где мы жарили сосиски. Мы бродили по лесу, не заходя в чащу, в полном одиночестве. Моя мать выросла в страхе от тех бед, что причинили ей люди. И теперь была полна страхов за нас. В своей семье она была застенчивой, любящей, молчаливой и бесконечно преданной, но для окружающего мира она представляла себя сильной, находчивой и эффектной. Прирожденный коммерсант.

Я помню ее тонкую руку – мы переходим речушку недалеко от моря, наш дом на колесах остался позади, на бетонной площадке в лесу, с другими кемперами. Маленький Джонатан держит меня за руку. Он намочил один из ботинок. Не рассчитал один из своих шагов. Нам показалось это смешным.

Я жалею, что не сохранила его ботинки, когда избавлялась от всех его вещей. Я очень любила эти ботинки и носки тоже.

А за нами – отец с сосисками, завернутыми в газету, – он еще не добрался до берега. Я помню, как наши лица посерьезнели при переправе через холодную, мутную, быструю реку. Я направляла Джонатана, осторожно выбирая камни, высунувшиеся из воды, словно они собирались что-то сказать.

Я помню, как я обернулась, чтобы найти отца, притормозившего от предвкушения радости, когда он увидит нас, близких, но еще невидимых. Я помню дрожащий голос матери на подходе к другому берегу и смех Джонатана, накрывающий скатертью его страх. Затем отец перебрался по камням через реку, и мы стали жарить сосиски у воды.

Джонатан пропал той зимой. Это случилось за несколько дней до Рождества. Я помню, как я спросила мать, где он прячется. Она предложила посмотреть под его кроватью. На огне варился картофель. Пар заполнил кухню. Я протерла стекло рукавом.

«Он не может быть на улице, дорогая, – посмотри, какой идет снег».

Я никогда не забуду этот миг. Потому что он был на улице.

Мой отец оставил стремянку приставленной к огромной ели во дворе.

Он обрезал ветви электропилой, когда начался снег.

Джонатан забрался по лестнице. Никто об этом не знал.

Когда он оказался на дереве, он продолжил лезть все выше и выше. Мы не знаем зачем. Может быть, он знал, что его жизнь подходит к концу, и хотел стать птицей.

Я надеюсь, что он ей стал.

Я слышу его голос каждый день с дерева под окном моей квартиры.

К вечеру мы были всерьез взволнованы. Мать вызвала полицию. Мой отец обошел деревню, а потом у нас на пороге появились молодые люди с фонарями и тяжелыми тростями.

Я забылась сном под утро, против своей воли. Мне было стыдно за это почти всю мою жизнь. Может быть, если бы я не уснула, я услышала бы его зов.

На следующее утро во дворе стояли несколько старых «Лендроверов» с брезентовыми крышами. Мужчины за кухонным столом пили крепкий чай. На сковородке шкворчали яйца. С просмоленных курток фермеров стекала вода на каменный пол.

Они ничего не нашли и чуть не замерзли.

Собаки на полу у их ног.

Собаки отказывались от обрезков бекона. Мужчины объяснили, что собаки переживали, что не смогли найти мальчика. Они все еще помнили его запах.

На Рождество мы вынесли подарки. Моя мать заплакала и разбила туфлей окно. Я возносила небу молитвы, читая вслух Британскую энциклопедию птиц Джонатана. Небо отвечало россыпью мягких белых слов, но они ничего нам не сказали.

Две недели спустя, в январе, отец брился в ванной, когда заметил пятно на снегу во дворе.

Пятно цвета на белой целине.

Он бросился на улицу, в глубокий снег, не стерев крем для бритья с щек. Тело Джонатана лежало без движения. Ветка, на которой он застрял, сломалась ночью во время бурана. Он лежал в снегу лицом к небу. Его тело одеревенело, а рот был открыт. В руке зажаты три замерзших желудя. Для него Рождество все еще не наступило.

Мы до сих пор не знаем, почему он не позвал на помощь. Возможно, он боялся быть наказанным: детям свойственен величайший страх разочаровать своих родителей.

Когда они увезли тело Джонатана, отец ушел в сарай. Он закрыл дверь и отрубил себе правую руку топором.

Приехала полиция, и его увезли в больницу.

Почти три десятка лет я храню желуди в кармане. Я постоянно проверяю, на месте ли они.

Иногда я катаю их на ладони и слышу смех, затем треск ломающейся ветки, глухой удар в снег чем-то мягким, упавшим с большой высоты.

Песню птицы.

VII

Продавщицы сувенирного магазина отеля Beverly-Hills помогли мне завернуть камни в розовую бумагу и упаковать их в шляпную коробку. Они поинтересовались, не из Франции ли я родом. Они сказали, что меня выдал не столько акцент, сколько манера одеваться. Они были очень оживлены участием в эксцентричном предприятии.

У той, что помоложе, глаза были подведены голубыми тенями. Она спросила меня, как переводится «Voulez-vous coucher avec moi». Ее старшая напарница захихикала и сказала, что она просто добивается, чтобы я сказал эту фразу. Девушка с голубыми тенями шлепнула подругу по руке.

Я попросил еще бумаги, и молоденькая девушка поинтересовалась, зачем вообще я заворачиваю камни. Я сказал ей, что это просто моя особенность.

Когда я закрывал коробку, молодая продавщица запустила в нее руки. Я ждал, сжимая в руках крышку.

«У камней особая красота, вам не кажется?» – наконец сказала она. Скобки на ее зубах сверкнули, отражая магазинные светильники.

Я прошел мимо парикмахерской, поднялся по лестнице. Когда позади осталась гостиная Поло, из-за угла вывернула женщина и столкнулась со мной на полном ходу. Сила удара была достаточной, чтобы сбить меня с ног. Я уронил коробку, и камни покатились, гулко сталкиваясь друг с другом. Женщина несла в руке, как мне показалось, горсть маленьких камней, которые рассыпались по гладкому, глянцевому полу.

Она бросила на меня сердитый взгляд. И в этот момент луч солнца протянул руку сквозь высокое окно и коснулся ее лица. Я увидел ее глаза с такой ясностью, словно мы были прижаты друг к другу в очень тесном пространстве.

Коридорный кинулся к нам и стал подбирать ее камешки.

«Желуди!» – воскликнул он.

Женщина с ужасом посмотрела на него.

«Пожалуйста, оставьте», – сказала она. Коридорный смутился и продолжил поднимать желуди, но с еще большей осторожностью.