Читать книгу "Суд идет. О судебных процессах прошлого. От античности до новейшей истории - Алексей Кузнецов"

«Петр I допрашивает царевича Алексея» (Н. Ге, 1871)

Трудно сказать, была ли это заранее подготовленная ловушка или же болезненно подозрительный Петр стращал сына «на всякий случай». Как бы то ни было, следствие начали немедленно, поручив вести его все тому же Толстому, которого Алексей еще со времен Неаполя боялся до обморока. Подследственный юлил, возлагал вину на окружение, пытался отделаться полуправдой, однако Толстой дело свое делал на совесть. Сеть розыска раскинули широко: допрашивали под пыткой людей из ближайшего окружения, крепко взялись за Евфросинью, специального следователя отправили в монастырь, к опальной царице Евдокии (преступных связей с сыном не выявили, но зато вскрыли ее любовную связь с отставным офицером, и уж тут Петр покуражился…). В конечном итоге заговор был «обнаружен» (больше в помыслах и на словах, чем на деле, однако действующее законодательство большой разницы не видело), царевич уличен во лжи и умолчании. Остальное было делом юридической техники.

«К цесарю царевич писал жалобы на отца многажды. Он же, царевич, сказывал мне о возмущении, что будто в Мекленбургии в войске бунт… И как услышал в курантах (газете. – А.К.), что у государя меньшой сын царевич был болен, говаривал мне также: «Вот де видишь, что Бог делает: батюшка делает свое, а Бог свое». И наследства желал прилежно».

Показания Евфросиньи, май 1718 года.

СУД

Наследников престола, пусть и бывших, на Руси еще не судили. Родственника царя могли убить по высочайшему повелению (как князя Владимира Старицкого), засадить в темницу (как брата Ивана III Андрея и его детей или царевну Софью), но судить – не судили. Петру, стремившемуся придать делу формальный ход, предстояло изобрести процедуру. Это он любил.

«Палач подбегает к осужденному двумя-тремя скачками и бьет его по спине, каждым ударом рассекая ему тело до костей. Некоторые русские палачи так ловко владеют кнутом, что могут с трех ударов убить человека до смерти».

Юст Юль, датский посланник в России в 1709–1712 годах.

13 июня 1718 года Петр I распорядился о создании особого суда. В его состав вошли духовные иерархи и сто двадцать восемь светских сановников. Судебное следствие производилось в соответствии с так называемой инквизиционной процедурой: судьи составляли «допросные листы» с вопросами, ответы подсудимого, добываемые в том числе и под пыткой, фиксировались и передавались судьям. Первая пытка (двадцать пять ударов кнутом) была применена с целью получить ответ на главный вопрос: «…хотел учинить бунт и к тем бунтовщикам приехать, и при животе отцове, и прочее, что сам показал, и своеручно написал, и пред сенатом сказал: все ль то правда, не поклепал ли и не утаил ли кого?». Царевич Алексей отвечал: «Ежели б до того дошло, и цесарь бы начал то производить в дело, как мне обещал, и вооруженною рукою доставить меня короны Российской, то б я тогда, не жалея ничего, доступал наследства, а именно: ежели б цесарь за то пожелал войск Российских в помощь себе против какого-нибудь своего неприятеля, или бы пожелал великой суммы денег, то б я все по его воле учинил, также и министрам его и генералам дал бы великие подарки. А войска его, которые бы мне он дал в помощь, чем бы доступать короны Российской, взял бы я на свое иждивение, и одним словом сказать: ничего бы не жалел, только чтобы исполнить в том свою волю». В принципе, этого было достаточно, дальше «дочищали детали». Дочищали, однако, тщательно.

Мнение судей было предсказуемым. Духовные отцы, ссылаясь на сан, от участия в решении судьбы царевича уклонились, но услужливо изложили обоснование для любого решения (про «покарать» из Ветхого завета, про «простить» – из Нового). Светские вельможи единогласно постановили «предать смерти», мудро рассудив, что от них требуется готовность как служить, так и прислуживаться (не XIX век, чай!), а решать все одно будет царь. Нет подписи лишь фельдмаршала Бориса Шереметева – то ли отказался, то ли просто отсутствовал.

ОТЕЦ

Историки по сей день спорят, чего добивался Петр всем этим действом. Передачи престола от нелюбимого сына к любимому с последующим устранением возможной «помехи»? Возможно. Действительно верил в заговор? Весьма вероятно. Однако четкая версия не выстраивается, каждый раз что-то мешает, выбивается из логики. Например, чего еще пытались добиться от Алексея допросами под пыткой в присутствии царя уже после вынесения приговора? Какой «след» искали? Или добивали и без того сломленного человека, чтобы не пришлось тащить царского сына на эшафот, позорить царство Московское?..

Официальное сообщение о смерти приговоренного накануне казни гласило: «Узнав о приговоре, царевич впал в беспамятство. Через некоторое время отчасти в себя пришел и стал паки покаяние свое приносить и прощение у отца своего пред всеми сенаторами просить, однако рассуждение такой печальной смерти столь сильно в сердце его вкоренилось, что не мог уже в прежнее состояние и упование паки в здравие свое придти и… по сообщении пречистых таинств, скончался… 1718-го года, июня 26 числа».

Позже, уже в XIX веке, было опубликовано письмо Румянцева некоему Титову с описанием убийства царевича несколькими особо близкими к Петру лицами в застенке ночью, за несколько часов до назначенной расправы. Подавляющее большинство сегодняшних специалистов считают его подделкой.

Как бы то ни было, похороны были торжественными. На них присутствовали и судьи во главе с царем – как будто хоронили не осужденного изменника и заговорщика, а царского сына, пусть и не наследника престола.

Вот и пойми их, царей…

5. «Мучительница и душегубица» (Дело Дарьи Салтыковой, Российская империя, 1762–1768 годы)

Восшествие Екатерины II на престол сопровождалось, как обычно, всплеском «надежд на просвещенное и гуманное правление». Для этого имелись основания: императрица действительно попробовала взяться за «свинцовые мерзости русской жизни». Одной из первых «ласточек» стало дело помещицы Салтыковой.

Дарья Николаевна Салтыкова была внучкой крупного чиновника петровского времени, думного дьяка Автонома Иванова, сколотившего себе немалое состояние службой в Поместном приказе, через который проходили все земельные пожалования. Своему сыну он оставил подмосковное село Троицкое (сейчас поселок Мосрентген, входящий в Новомосковский административный округ Москвы) и несколько тысяч душ крепостных, которые после его смерти перешли дочери. Дарья Николаевна вышла замуж за гвардейского офицера Глеба Салтыкова и некоторое время была вполне счастлива в браке, родив мужу двух сыновей. Однако семейное счастье продолжалось недолго: ротмистр Салтыков скоропостижно скончался, оставив двадцатипятилетнюю вдову владелицей дома в Москве, трех поместий и шестисот душ крепостных.

Дарью Николаевну с завидной регулярностью путают с ее тезкой графиней Дарьей Петровной Салтыковой, урожденной Чернышёвой, женой генерал-фельдмаршала графа И. П. Салтыкова. Портрет последней нередко предлагается в качестве изображения «мучительницы и душегубицы». На самом деле достоверных изображений Дарьи Николаевны попросту не существует.