Читать книгу "Час расплаты - Луиз Пенни"

Но старший суперинтендант Франкёр больше не возглавлял Квебекскую полицию. Больше не служил в полиции. Он вообще покинул этот мир. Гамаш был тому свидетелем.

И теперь расчищал завалы, оставленные Франкёром.

Первый шаг состоял в обретении самостоятельности, но также и в налаживании сотрудничества со своим коллегой в полиции.

Коммандер Гамаш наблюдал за старшим суперинтендантом Брюнель, которая просматривала папки с предполагаемыми кандидатами в преподаватели, время от времени делая пометки или отпуская замечания себе под нос. Пока не добралась до последнего досье. Она уставилась на папку, потом, не открывая ее, пристально взглянула на Гамаша:

– Это шутка?

– Нет.

Она опустила глаза на папку, но не прикоснулась к ней. Достаточно было увидеть имя.

«Мишель Бребёф».

Когда она снова подняла глаза, ее лицо выражало гнев, граничащий с яростью.

– Это безумие, Арман.

Глава третья

Серж Ледюк ждал.

Он был готов. Все утро его айфон позванивал, извещая о новых посланиях от коллег, других преподавателей академии, спешивших проинформировать его, что новый коммандер собирается посетить их.

В восемь утра они пришли к выводу, что это будет визит вежливости. Арман Гамаш обойдет всех, чтобы представиться и, возможно, спросить их мнения и совета.

К девяти часам появились некоторые сомнения, тексты посланий стали более настороженными.

К одиннадцати часам поток почти оскудел – все меньше и меньше входящих сообщений поступало профессору Ледюку. Да и те, что приходили, были короткими.

«Есть какие-нибудь известия от Ролана?»

«Кто-нибудь знает хоть что-нибудь?»

«Я слышу, как он идет по коридору».

И наконец к полудню айфон Ледюка замолчал.

Ледюк сидел в своем большом кабинете и смотрел на книги, стоящие на стеллажах вдоль стен. Книги по оружию. Тома федеральных и провинциальных законов. Тома общего права и Кодекса Наполеона. Здесь были описания расследованных дел и учебники. Пространство стены, не занятое книгами, было отведено под разные цитаты и старые офорты с изображением частей мушкета.

Этот невысокий человек лет сорока пяти, все еще крепкого телосложения, был переведен в академию после того, как его поймали с наркотиками, похищенными из сейфа для хранения вещдоков.

Ледюк лелеял смутные подозрения, что все это подстроил старший суперинтендант Франкёр. Дело не в том, что Ледюк был невиновен. Он много лет таскал понемногу наркотики из горы конфискованного зелья и продавал украденное преступным синдикатам. Подозрительным ему показалось то, что его поймали именно в тот момент, когда в академии открылись две вакансии.

Франкёр предоставил инспектору Ледюку возможность выбора. Стать вторым человеком в академии или быть уволенным.

Будучи прагматиком, Серж Ледюк отлично ориентировался в реальной политике Квебекской полиции. Если старший суперинтендант чего-то хотел, это сбывалось. Бессмысленно и вредно было точить на него зуб или бороться с неизбежным. В особенности в лице Сильвена Франкёра. Сам Ледюк достаточно долго проработал в полиции и прекрасно понимал, что означает быть уволенным Франкёром.

Это случилось почти десять лет назад, и с его переводом в академию началась новая эра. Хотя и непохожая на эпоху Просвещения.

Выполняя приказы Франкёра, Серж Ледюк переформировал академию. Он находил и отбирал студентов. Изменял программы. Наставлял, воспитывал и отчитывал молодых мужчин и женщин, делая из них то, что требовалось Франкёру. А требовались ему подобия Сержа Ледюка.

Любой кадет, сопротивлявшийся происходящему или хотя бы заподозренный в сомнениях, подвергался специальной обработке, которая гарантировала формирование правильных представлений.

Номинальный глава академии слабо пытался протестовать, но это было все равно что идти против течения. Реальной властью он не обладал. Коммандер был фигурой впечатляющей, динозавром, его держали ради того, чтобы успокоить взволнованных матерей и отцов, которые естественным образом, хотя и ошибочно, полагали, что их детям в первую очередь угрожает физическая опасность.

Коммандер внушал доверие своими седыми волосами и прямой спиной, своей парадной формой в первый день учебы, когда улыбался новым, жаждущим знаний кадетам, и в день выпуска, когда они улыбались ему – самодовольно, чуть ли не подмигивая. Все остальное время он прятался у себя в кабинете, боялся отвечать на телефонные звонки, боялся стука в дверь, боялся ночей и боялся рассветов.

Теперь его не было. Старшего суперинтенданта Франкёра тоже не было. «Спеклись», так сказать, и двусмысленность этого слова не ускользнула от Ледюка.

В данный момент профессор Ледюк ждал стука в дверь.

Он не волновался. Он был Герцогом[8]. И все здесь принадлежало ему.

Арман Гамаш шел по длинному коридору. Старое здание академии, где за несколько дет до этого он преподавал, было снесено, и теперь академия размещалась в новом сооружении из стекла, бетона и стали на Южном берегу Монреаля[9].

Хотя Гамаш ценил традиции и уважал историю, он не оплакивал потерю прежней академии. Это был всего лишь кирпич и цемент. Значение имело не то, как выглядело здание, а то, что происходило внутри.

За Гамашем шли два агента полиции, специально отобранные для данного случая и предоставленные в его распоряжение Терезой Брюнель.

Он остановился у двери. Последней в его списке. И без колебаний постучал.

Ледюк услышал стук в дверь и неожиданно для себя легонько вздрогнул. В глубине души он до последнего надеялся, что никакого стука не будет.

Тем не менее он не беспокоился.

Он встал, повернулся к двери спиной, сложил руки на широкой груди и уставился в огромное, от пола до потолка, окно, выходящее на спортивную площадку, покрытую нетронутым снегом.

Гамаш ждал.

Он слышал, что агенты у него за спиной начинают переступать с ноги на ногу, проявлять нетерпение. Он почти видел, как они переглядываются, хмурятся.

Но он продолжал ждать, сцепив большие руки за спиной. Нет нужды стучать еще раз. Человек внутри услышал стук и начал свою игру. Но то была игра с одним участником.

Гамаш не собирался ему подыгрывать. Вместо этого он думал о том, как наилучшим образом воплотить в жизнь свои планы.

Серж Ледюк не был проблемой. Он не был даже препятствием. Напротив, он был частью плана.