Читать книгу "Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи - Владимир Ключников"

Российский исследователь С. Миняев относит формирование сюнну к лесостепным районам Юго-Западной Маньчжурии. Здесь были обнаружены погребения VIII—IV веков до н. э., относящиеся к культурам скифского круга, — они, по мнению исследователя, имеют много общих черт с погребениями сюнну III—I веков до н. э. Что же касается того, что ни сяньюнь, ни сюньюй, ни прочие народы, описанные в китайских хрониках как прародители сюнну, в этих местах никогда не обитали, эта проблема, по мнению С. Миняева, снимается современными исследованиями в области фонетики китайского языка: согласно им, названия племен древних скотоводов не могли трансформироваться в этноним сюнну, и, следовательно, все эти племена, вопреки хронистам, к сюнну никакого отношения не имели. С. Миняев считает, что сюнну стали контактировать с китайцами лишь в III веке до н. э.

П.Коновалов предлагает версию, которая в какой-то мере примиряет несколько «археологических» точек зрения как между собой, так и с китайскими летописями. Он считает, что на юго-западе Маньчжурии существовал некий народ, который был общим предком и для сюнну, и для дунху (монголов). Мигрируя на запад, эти племена вступили в контакт с жунами и ди, обитавшими в районе Ордоса, в результате чего и образовался народ, получивший название «сюнну». Кроме того, Коновалов вслед за Гумилевым отмечает, что в формировании сюнну приняли немалое участие и китайцы.

Сюнну многое роднит не только с монгольскими и тюркскими народами, но и со скифскими. Н. Полосьмак высказала гипотезу о том, что в образовании сюнну сыграли роль сакские племена Центрального Казахстана, мигрировавшие на восток, — их влиянием она объясняет многие индоевропейские черты культуры сюнну. Она, как и некоторые другие ученые, видит большое сходство сюннусских памятников со «скифосибирскими».

Впрочем, такое сходство совсем не обязательно говорит о миграции племен. По меткому замечанию американского археолога М. Фрачетти, «это вечная головная боль евразийской археологии: что перемещалось — люди или артефакты». То же самое может касаться и некоторых культурных традиций. Так или иначе, кто бы и куда ни перемещался, очень многие ученые видят родство сюнну с индоевропейцами.

Свою лепту в решение вопроса о происхождении сюнну пытались внести и лингвисты. Но если у археологов обилие версий проистекает из многообразия находок (пусть не всегда убедительных), у лингвистов дело обстоит наоборот. Взаимоисключающих версий у них тоже хватает, но виной всему — почти полное отсутствие материала. Язык, на котором говорили древние сюнну, практически не сохранился — немногие дошедшие до нас слова не дают возможности уверенно привязать его к какой-либо группе языков. На сегодняшний день большинство специалистов склоняются к тюркской гипотезе, но их доводы нельзя не признать достаточно шаткими. Кроме того, существуют и другие версии. Антропологи, исследовавшие черепа из погребений сюнну, констатируют, что в ту эпоху, когда они уже сложились как народ (или, возможно, как союз племен), сюнну являли собой смешение не только разных монголоидных групп, но и двух больших рас — монголоидов и европеоидов. Район формирования сюнну, где бы именно оно ни происходило, располагается примерно между районами обитания монголоидов на востоке — и Западной Монголией и Тувой, где преобладали европеоиды, на западе. До возникновения сюннуской державы две расы жили не слишком смешиваясь, хотя четкой границы между ними не было, — просто количество монголоидов увеличивалось к востоку. Но с конца III века до н. э. на территории молодой державы начинается метисизация населения — смешение не только культур, но и рас. Хотя в целом в облике сюнну, а потом и гуннов в Европе преобладали монголоидные черты.

* * *

Огромное количество версий о предках сюнну, выдвинутых как древними китайскими историками, так и современными археологами, утвердило авторов настоящей книги в мысли (впрочем, не слишком оригинальной) о том, что, возможно, сама постановка вопроса не вполне корректна. С уверенностью говорить о сюнну как о народе можно лишь с III века до н. э. Возможно, как раз объединение племен и стало началом не только политической, но и этнической истории сюнну, ускорив расовое смешение и возникновение единой материальной культуры. Искать же предков сюнну только среди одной из предшествующих археологических культур — не имеет особых перспектив.

Впрочем, откуда бы ни взялись сюнну, в III веке до н. э. они активно заявили о себе, создав на границах Китая гигантскую, первую в истории кочевую империю. Но об этом — в следующей главе.

Глава 2.

Создание империи

В те годы, когда император Цинь Ши-хуанди оттеснил кочевников на север, воздвиг Великую стену и построил вдоль границы сорок четыре новых города, власть над сюнну принадлежала шаньюю по имени Тоумань. Из текста «Исторических записок» не вполне понятно, существовал ли в это время какой-то союз их племен, или же Тоумань правил лишь одним из них. Судя по той огромной армии, которые сюнну и их союзники смогли выставить против царства Чжао в середине III века до н. э. (см. главу «Поиски предков»), процессы объединения у северных варваров уже шли полным ходом. Тем не менее их гигантская кочевая империя была создана поколением позднее. А пока Тоумань под натиском китайцев перебрался на север.

Старшего сына Тоуманя звали Маодунь (Модэ или Моду), он должен был наследовать отцу. Но шаньюй решил передать власть младшему сыну, рожденному любимой женой. Для того чтобы избавиться от нежелательного, хотя и законного претендента, Тоумань отправил своего наследника заложником к племенам юэчжи, а потом напал на них, рассчитывая, что заложник будет убит. Юэчжи действительно собрались расправиться с юношей, однако Маодунь, «завладев прекрасным конем, сумел ускакать» и вернулся к отцу. Тот, как пишет Сыма Цянь, «оценил его мужество» и отдал под командование сына десять тысяч всадников. Быть может, Тоумань просто вынужден был сделать красивый жест, чтобы отвести от себя подозрения в попытке сыноубийства. Во всяком случае, Маодуня это не обмануло, и он стал тщательно готовить свою маленькую армию.

Маодунь приказал изготовить стрелы «минди» со свистящими наконечниками и издал приказ: «Каждый, кто не станет немедленно стрелять в направлении полета свистящей стрелы, будет обезглавлен». Сыма Цянь рассказывает:

«[Маодунь] отправился на охоту на диких птиц и зверей и всем, кто не стрелял туда, куда летели свистящие стрелы, он снес головы. В конце концов Маодунь выпустил свистящую стрелу в своего отличного коня, и некоторые из его приближенных не осмелились выстрелить в него. Маодунь тут же казнил тех, кто не стал стрелять в коня. Еще через некоторое время Маодунь выпустил свистящую стрелу в свою любимую жену. Некоторые из его приближенных страшно испугались и не осмелились стрелять, Маодунь казнил и их. Через какое-то время Маодунь поехал на охоту и послал свою свистящую стрелу в отличного скакуна, принадлежавшего шаньюю, все его приближенные выстрелили по нему. Тогда Маодунь понял, что все его приближенные годятся в дело. Как-то во время охоты со [своим] отцом Тоуманем он выпустил свистящую стрелу в Тоуманя, и все его приближенные тоже выстрелили свистящими стрелами в том же направлении и убили шаньюя Тоуманя. Затем [Маодунь] предал смерти мачеху, младшего брата, тех сановников, которые не повиновались ему, и объявил себя шаньюем». Это случилось в 209 году до н. э.