Читать книгу "Гридень. Из варяг в греки - Валерий Большаков"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оглянувшись, я увидел заросшего, лохматого мужика, затянутого в кожаную куртку и штаны охотника. В руках он держал лук – не боевой, от которого меня не спас бы никакой кевлар, а охотничий.
Стрела с граненым острием, выпущенная из лука, усиленного костяными накладками и оленьими жилами, при попадании сносит человека с места.
А этот… леший выпустил в меня, наверное, срезень – это такая стрела, наконечник которой больше всего смахивает на топорик. Если обычная стрела как бы затыкает собой рану, то срезень позволяет литься крови, ослабляя жертву.
Я даже испугаться не успел, зато разозлился страшно. Терпеть не могу, когда на меня наезжают! А уж если покушаются…
Нет, если бы «леший» умотал с перепугу, я бы плюнул и ушел. Так нет же, этот придурок выхватил из колчана-тула новую стрелу, молниеносно снарядил лук и вскинул, намереваясь добить.
Именно ярость помогла мне преступить заповедь «не убий» – я выхватил пистолет и нажал на спуск. Прогрохотал выстрел, а промахиваться меня еще на заставе отучили. Правда, целился я в голову, а попал в шею, разорвав сонную артерию.
«Леший» только и успел, что руки вскинуть, обронил свой лук да и выстелился. Но это был не конец.
Из-за дерева выскользнул еще один тип в коже, тоже нестриженый и нечесаный. Этот с ходу замахнулся метательным топориком, но ему помешал Гюрята – старикан бесшумно возник за спиной лешего № 2 и всадил тому нож в спину без особых церемоний. Лезвие вышло спереди, прободав насквозь печенку, а с такими травмами долго не живут.
Нумер второй упал на колени, раззявив рот, и по клочковатой бороде его хлынула темная кровь. Гюрята выдернул клинок, и мужик мягко завалился на бок. Готов.
– А ты силен, волхв, – с уважением сказал старик. – Я шел за тобой, хотел проверить, правду ли баешь, а тут эти. Силен, однако…
– Он меня разозлил, – сказал я, заводя руку и выдергивая стрелу. – Что за дурные манеры – стрелять в спину?
Гюрята хмыкнул. Подойдя к убитому, он осмотрел тело и ножом выковырял пулю, застрявшую у «лешего» в хряще позвонка. Полюбовавшись ею, старик покачал головой:
– Однако… Стрелой без древка убил, с огнем и громом… Силен!
Я скромно потупился.
– А насчет этих, – Гюрята небрежно кивнул на трупы, – не беспокойся. Никто с тебя виры не стребует – это же братья Твердославичи, оба изгои. Позволь стрелу твою себе взять!
– Дарю! – сделал я широкий жест.
И мы расстались, если не друзьями, то добрыми знакомцами.
Нападение здорово меня взбудоражило – сердце колотилось, губы пересохли, во рту кисло от адреналина, но никаких мук совести я не испытывал.
Напротив, злое торжество переполняло меня.
Они первыми начали – и получили свое. Тем более – изгои, изверги. Изверг в буквальном понимании этого слова – человек, изгнанный, извергнутый из рода. Гнали таких за гнусные преступления, и это было серьезным наказанием – судьба изгоев была печальна. Они же вне закона! Любой может убить изверга или чужака-одиночку. И ничего ему за это не будет.
Но не дай вам боги учинить насилие над обычным свободным человеком, не рабом! Тогда за него вступится весь его род, и горе вам! Хорошо, если родичи согласятся на выкуп – ту самую виру, а ведь могут и кровную месть объявить. И тогда не только вас кончат, но и весь ваш род вырежут.
Жестоко? Еще как. Зато действенно – ни один дурак не решится на умертвие, уж слишком это чревато. Здешние законы не знают смертной казни – зачем? Не Европа, чай…
Чужак-одиночка… Я усмехнулся. Во-во… Это про меня. Наверное, братцы Твердославичи не зря именно меня «мочить» решились – я же тут никто! А местных они всех знают – в теперешнем Новгороде едва ли тысяча человек проживает. Большая деревня.
Так что бди, чужак! Нет, до чего ж мы умные оказались, возведя себя в волхвы! У этих «кудесников, любимцев богов», как и у воинов, особый род. Если ты убьешь гридня, то будешь иметь дело со всей дружиной. Нападешь на волхва – обидишь богов. А уж эти высшие существа устроят тебе веселую жизнь!
в которой я ночевал не дома
Перейдя ручей Жилотуг по добротному мосту, сложенному из бревен, я вышел на опушку леса. Опушка эта была искусственной – попросту деревья были вырублены в широкой полосе между чащей и крепостной стеной, дубовые бревна которой лишь начинали чернеть – год или два как выставлены.
Стена шла по верхушке высокого вала, скатывавшегося в глубокий ров. Вот уж где работенки хватило! Попробуй-ка без экскаватора такую массу земли перелопатить!
Правда, тут раньше ручей протекал, так что строители всего лишь расширили русло. И получилась полуречка-полуканал, Славенская Копань.
И зря в будущем фыркали глупые небрежители родной земли – дескать, из дерева только варвары строят, а вот в Европах…
А что в Европах? Там сейчас такая же тайга кругом, как и здесь, и замки рыцарские больше всего напоминают большие бревенчатые избы с утоптанным земляным полом, посыпанным соломой, в которой роются куры. И ходит тамошний «лыцарь» босиком, пинает несушек и собак, чтоб не лезли, дует кислое пиво и стряхивает с себя сереньких вошек – просвещенные европейцы отродясь не мылись.
Это раньше, еще при римлянах, были термы с горячей и холодной водой, а ныне там полная антисанитария.
Что же касается крепостной стены, срубленной из дерева, то проломить такую куда сложнее, чем выложенную из камня. Таран не возьмет ее, отскакивать станет – древесина упруга. Да и стена-то толста! Строили так: возводили две стены из бревен, а между ними засыпали землю, глину да камень. Поди-к, возьми!
Замучишься штурмовать.
Я вышел к строящемуся городу с юго-востока, к Славенскому концу. А вообще вся эта сторона Новгорода, по правобережью Волхова, будет называться Торговой – потом, лет через двести, когда Торг перенесут сюда. Пока же продавцы и покупатели шумят на противоположном берегу, в южной части Детинца, новгородской цитадели.
Воротная башня находилась ближе к Волхову. К ней вел мост без перил, не подъемный, обычный, но крепкий – телега с сеном по нему проехала, а он даже не загудел.
Я двинулся следом. Стражи у ворот бдели, но мне особого внимания не уделили. Часовые были молоды, с редкими бороденками, отчего смахивали на дьячков, в кожаных доспехах и с копьями. Шлемы у них тоже были из нескольких слоев толстой кожи, возможно, турьей, с нашитыми крест-накрест полосками бронзы.
Дороги тут латы, даже кольчугу отец передает в наследство сыну, а вооружаются в основном копьями да секирами. Мечи редки, клинок – это статус. Да и попробуй его купи!
Хороший меч приличной ковки, дамасской или харалужной стали, стоит полтора кило золота, по весу, и даже обычный клинок обойдется в цену доброго коня. Это где-то пятьдесят-сто дирхемов. Иначе говоря, от полутора до трех золотых динаров[4]. Круто.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Гридень. Из варяг в греки - Валерий Большаков», после закрытия браузера.