Читать книгу "Чайная церемония в Японии - Какудзо Окакура"

Трактат «Ча цзин» состоит из трех свитков и десяти глав. В первой главе Лу Юй касается происхождения чайного дерева, во второй – порядка сбора чайного листа и в третьей – сортировки собранного листа. По его словам, лист высочайшего качества должен «образовывать складки, как на сапоге татарского всадника, свиваться, как подгрудок мощного вола, раскрываться, как дымка, поднимающаяся из лощины, сиять, как поверхность озера, тронутая зефиром, а также казаться влажным и мягким, как плодородная почва после дождя».

Четвертая глава посвящена перечислению и описанию 24 предметов, необходимых для приготовления чая, начиная с котла-треноги и заканчивая устройством бамбукового шкафа для хранения всей нужной утвари. Здесь мы обнаруживаем пристрастие Лу Юя даосскому символизму. К тому же любопытно проследить в этой связи влияние чая на китайскую керамику. Китайский фарфор, как мы прекрасно знаем, возник из попытки воспроизвести тонкий оттенок яшмы, когда при династии Тан на юге Китая появилась синяя глазурь, а на севере – глазурь белая. Лу Юй считал, что синий цвет лучше всего подходил для чайных чашек, так как он придавал напитку дополнительный зеленоватый оттенок, а в белой чашке чай выглядел красноватым и отталкивающим. Все потому, что он заваривал прессованный чай. Позже, когда в эпоху династии Сун чайные мастера перешли на использование порошкового чая, китайцы уже предпочитали тяжелые чайники черного в синеву и темно-коричневого цветов. При династии Мин, когда пришло время настоянного чая, в обиход вошла посуда из белого фарфора.

В пятой главе Лу Юй описывает способы приготовления чая. Он отвергает все добавки, кроме соли. Нам предлагаются его рассуждения по поводу остающихся актуальными вопросов выбора воды и температуры ее подогрева. Автор утверждает, что лучше всего использовать воду из горных родников, за неимением которой можно брать речную и ключевую воду. Он называет три стадии кипения: первое закипание начинается, когда на поверхности воды появляются пузырьки наподобие рыбьих глаз; второе закипание отличается пузырьками, напоминающими хрустальные бусы в фонтане; третье закипание проявляется в биении воды ключом со дна котла. Прессованный чай прожаривают над открытым пламенем, пока он не приобретает мягкость детской ладошки, и измельчают в порошок между листами тонкой бумаги. Соль добавляется при первом закипании, а чайный лист – при втором. При третьем закипании в котел доливают полный ковш холодной воды, чтобы осадить чайный лист и восстановить «свежесть кипятка». Потом получившийся напиток разливают по чашкам и пьют. О, напиток богов! Его тонкие листки свисают, как перистые облака в ясном небе, или плавают наподобие водяных лилий в изумрудных протоках. Именно о таком напитке написал поэт эпохи династии Тан по имени Лю Тан: «Первая чашка чая увлажняет мои губы и глотку, вторая чашка – разбивает мое одиночество, третья – проникает в мои внутренности и обнаруживает в них пять с лишним тысяч свитков, исписанных иероглифами. После четвертой чашки появляется легкая испарина – все пороки жизни выходят из меня через поры кожи. За пятой чашкой приходит мое очищение, а шестая чашка зовет меня в мир бессмертных. Седьмая чашка… Увы, в меня больше не лезет! Я только ощущаю дыхание прохладного ветра, поднимающегося из моих рукавов. Где же архипелаг Хорайсан? [14] Как бы хотелось полететь за этим приятным бризом подальше отсюда!»

В остальных разделах «Трактата о чае» речь идет о пошлости обычных способов чаепития; дается историческая справка о знаменитых ценителях чайного напитка; повествуется об известных всем чайных плантациях Китая, возможных вариантах сервировки к чаепитию и приводятся иллюстрации с чайными предметами. Последний раздел считается, к сожалению, утраченным.

Появление «Ча цзин» должно было в свое время произвести большую сенсацию. Лу Юй дружил с императором Дайцзуном (период правления 763–779), и его известность привлекала к нему многочисленных последователей. Говорят, по некоторым изыскам можно было отличить чайный напиток, приготовленный Лу Юем, от чая других его учеников. Один из мандаринов вошел в историю тем, что не смог оценить чайный напиток, приготовленный великим мастером.

Во времена правления династии Сун в моду вошел взбитый чай, и, соответственно, наступила очередь второй школы чайной церемонии. Чайные листья измельчали в тонкий порошок с помощью миниатюрной каменной мельницы, и этот порошок взбивали в кипятке изысканно изготовленным бамбуковым венчиком. Внедренный новый способ потребовал некоторой замены чайной утвари времен Лу Юя, а также другого сорта чайных листов. О добавлении соли в чайный напиток забыли навсегда. Восторг народа Китая эпохи Сун по поводу чая казался беспредельным. Любители чувственных наслаждений соревновались друг с другом в поиске новых ощущений, и результаты этих поисков оценивали в ходе проводившихся регулярно турниров. Император Хуэй-цзун (годы правления 1101–1124), увлекшийся искусством до такой степени, что пренебрегал государственными делами, промотал свою казну на приобретение редких сортов чайного куста. Он лично составил научный трактат по 20 видам чая, среди которых особенно хвалил «белый чай» как самый редкий и высококачественный вид.

Идеальный чай при династии Сун отличался от чая эпохи Тан просто потому, что отличались взгляды китайцев на жизнь. При Сунах народ пытался претворить в дело то, что их предшественники почитали как символы. В представлении новоявленных конфуцианцев закон упорядоченного мира не получил отражения в явленном мире. Зато явленный мир сам по себе виделся законом упорядоченного мира. Вечность представлялась не чем иным, как мигом существования, а нирвана всегда достигалась практически без труда. Через все их образы мысли красной нитью проходит даосское предположение о том, что в основе вечных перемен лежит бессмертие души. Интерес представляет сам процесс, а не чье-то деяние. По-настоящему насущным представляется доведение дела до конца, а не само завершение дела. Тем самым человек остается наедине с природой. Новое значение жизни вырастает в искусство жизни. Чаепитие перестает считаться поэтическим времяпрепровождением и превращается в один из способов самопознания. Ванн Юаньцзи восхвалял чай как напиток, «наполняющий душу как прямой призыв к чему-то, и его тонкая горечь напоминает о радости доброго совета». Сотумпа [Су Дунпо] написал о степени безупречной чистоты в чае, которая не поддается порче точно так же, как по-настоящему добродетельный человек. Тонкий ритуал чаепития разработали буддисты южного течения под названием дзен, во многом позаимствовавшие программные установки даосов. Их монахи собирались перед изваянием Бодхидхармы [15] и пили чай из общего чана, тщательно соблюдая ритуал священнодействия. Именно из этого ритуала дзен-буддистов в XV веке возникла японская чайная церемония.

К несчастью, в XIII веке на территорию Китая внезапно вторглись монгольские племена, которые принесли китайцам разрушения и порабощение пришлыми императорами династии Юань, а также уничтожили все плоды сунской культуры. Представителям китайской династии Мин, в середине XV века попытавшимся возродить национальную традицию, помешали внутренние неурядицы, и в XVII столетии Китай снова оказался под пятой пришедших извне правителей – маньчжуров. Наступило время новых манер и привычек, так что от наследия прошлого не осталось и следа. Порошковый чай предали полному забвению. Нам достались заметки писателя эпохи Мин, растерявшегося при упоминании в сунской классике формы чайного венчика. Чайный лист теперь настаивали в кипятке, налитом в чайник или чашку. В западном мире ничего не знают о старинных правилах чаепития потому, что в Европе познакомились с чаем только на закате династии Мин.