Читать книгу "Основано на реальных событиях - Дельфина де Виган"

Уже вечером Л. сказала мне, что живет одна, муж давно умер. Я не спросила, отчего, мне показалось, что эта информация содержит оттенок боли, с которой Л. не готова столкнуться. Она сообщила, что детей у нее нет, в ее откровении не было сожаления, скорей, с этим сожалением она не могла согласиться, она отказалась от него, как от яда. Потребовались бы причины, оправдания, не случилось – и все тут. Сейчас я понимаю, что не сумела бы определить ее возраст. Ей могло быть как тридцать пять, так и сорок пять. Она была из тех молодых девушек, которые выглядят женщинами раньше других, и из тех женщин, что остаются вечными молодыми девушками. Л. спросила, живу ли я с Франсуа (я помню, она назвала его по имени), я объяснила, по каким причинам мы решили, что каждый останется у себя дома, пока наши дети живут с нами. Да, разумеется, меня страшит привыкание, изношенность, раздражение, компромиссы, все то банальное, что случается с любящими людьми после нескольких лет совместной жизни, но главным образом я боюсь подвергнуть опасности душевное равновесие. К тому же в нашем возрасте каждый тащит за собой свою долю поражений и разочарований, и мне кажется, что, живя порознь, мы отдаем и получаем лучшее, что в нас есть.

Мне нравится такая легкость в общении, которую испытываешь с некоторыми людьми, эта манера сразу докапываться до сути вопроса. Мне нравится говорить о важных, волнующих вещах, даже с друзьями, которых я вижу не больше одного-двух раз в год. Мне нравится в Другом (и часто в женщинах) эта способность касаться сокровенного, не становясь при этом бесстыдной.

Так мы сидели в том кафе напротив друг друга, и Л. не принимала той несколько агрессивной позы обольщения, в которой я видела ее тогда на вечеринке: теперь она казалась мне более мягкой. Мы были двумя женщинами, доверяющими друг другу, имеющими некоторое количество общих интересов и мгновенно улавливающих, что их связывает. Это всегда представляется мне одновременно банальностью и чудом. Беседа вновь стала легкой. Помнится, очень скоро Л. перевела разговор на моих подруг. Кто они, откуда взялись в моей жизни, как часто мы видимся? Это моя любимая тема, на которую я могла бы распространяться часами. У меня есть подружки из детского сада, начальной школы, колледжа, лицея, с подготовительных курсов, отовсюду, где я бывала. Я знакомилась со своими подругами в различных учреждениях, где работала, а с двумя из них – на фестивалях или в литературных салонах. Я из привязчивых, это неопровержимый факт, и привязываюсь надолго. Некоторые мои подруги давно покинули Париж, другие вернулись. Я познакомилась с новыми. Я их всех обожаю по разным причинам, мне необходимо знать, что с ними стало, о чем они переживают, что их тревожит, даже если у всех нас очень напряженная жизнь. Еще мне нравится, что кое-кто из них завязал между собой дружбу, не имеющую больше никакого отношения ко мне.

Вот что я пыталась объяснить Л., и еще, как много каждая из них, единственная и неповторимая, для меня значит. Вдруг Л. спросила:

– Но никто из них не звонит тебе каждый день? Никто не проводит с тобой все свое время?

Нет, ни одна не присутствовала постоянно в моей жизни. Мне это казалось в порядке вещей. Со временем наши отношения претерпели изменения. Да, они стали более редкими, но от этого не менее прочными. У всех своя жизнь. И потом мы всегда встречаемся с большой легкостью, это всегда имело большое значение для каждой, как для самой давнишней, так и для совсем новой подруги. Впрочем, меня всегда восхищает эта наша способность к мгновенной задушевности, порой после долгих недель или даже месяцев разлуки. Мои синкретичные дружбы трансформировались в связь более воздушную, менее исключительную, растворимую в жизни, состоящей из других связей.

Л. выглядела удивленной. По ее мнению, во взрослом возрасте невозможно иметь много подруг. Много настоящих подруг. Она имела в виду не приятельниц, а человека, с которым можно поделиться всем. Единственного. Человека, способного все выслушать, все понять – и не осудить. Я сказала, что у меня таких много. Любые из этих отношений имеют свою собственную тональность, свой ритм и свою частоту, свои любимые темы и свои табу. Мои подруги отличаются одна от другой, и я делюсь с ними разными вещами. Каждая имеет для меня совершенно особое значение. Л. хотелось узнать об этом больше. Как их зовут, кем они работают, живут одни или с партнерами, есть ли у них дети?

Сейчас, когда я пытаюсь восстановить в памяти этот разговор, мне хочется думать, что Л. прощупывала почву, взвешивала свои шансы на победу. Но на самом деле я не уверена, что все так просто. Было в Л. подлинное любопытство, глубокий и живой интерес, в чем я не имела причин сомневаться. Редки люди, задающие настоящие, важные вопросы.

Стемнело, официантка зажгла свечи на столиках. Я отправила детям эсэмэс, предупреждая, что немного припозднюсь и чтобы не ждали меня к ужину.

Все было просто.

Потом, когда я вынимала из сумки авторучку, чтобы записать что-то на бумажке, скорее всего адрес или название какого-то магазина, Л. улыбнулась:

– Я тоже левша. А знаешь, ведь левши узнают друг друга среди остальных.

В тот день Л. не заговорила со мной ни о моей книге, ни о моей следующей работе.

Л. скрывала свои намерения, она продвигалась неслышными шажками, спешить ей было незачем.

* * *

Когда я познакомилась с Л., у меня был замысел написать роман, действие которого развивается или начинается в рамках реалити-шоу. Я давно кружила около этого феномена и за десять предыдущих лет собрала обширную документацию. В 2001-м, за несколько месяцев до появления на экранах знаменитой «Loft Story», я смотрела по TF6 передачу, принцип которой завораживал меня (по сравнению с тем, что существует сегодня, он представляется очень пошлым): три разные команды, состоящие каждая из трех молодых людей, были заперты в трех разных, совершенно пустых квартирах. Участникам предстояло выдержать определенное количество испытаний, среди которых был подсчет времени: для подключения к интернету, находившемуся в их распоряжении, для меблировки квартиры и добычи пропитания. Впервые во Франции людей снимали круглые сутки многими камерами. Насколько мне известно, «Приключения в интернете» стали самым первым реалити-шоу, показанным по французскому телевидению. По стечению каких-то уже забытых мною обстоятельств – друг сына одного друга или что-то вроде этого – мне удалось познакомиться с одним из участников этого шоу. Едва выйдя из квартиры, он рассказал мне о пережитом опыте. Меня тогда интересовало, как эти молодые люди после нескольких недель, проведенных взаперти, возвращаются к реальной жизни. Мне казалось, что мы находимся на пороге телевизуальной революции, однако я была далека от того, чтобы оценить ее размах. А потом «Loft» шумно ворвался в аудиовизуальный пейзаж, и в течение нескольких месяцев мы только о нем и говорили. Думаю, я не пропустила ни одного вечера первого сезона в прайм-тайм, и подобное прилежание в конце концов одержало верх над моим желанием писать.

Спустя несколько лет, когда реалити-шоу, не переставая, расширяли границы пустоты и вуайеризма, мое непреодолимое влечение сменило предмет. Теперь, минуя кандидатов и их психическое будущее, меня интересовало, как этим передачам удается охарактеризовать персонажей, заставить их переживать более или менее придуманные и навязанные им (или же возникающие при монтаже) отношения и ситуации, целиком создавая у зрителя иллюзию реальности? Как эти союзы, эти трудности, эти конфликты – сфабрикованные и срежиссированные невидимыми демиургами – создают видимость истины?