Читать книгу "За пять минут до ядерной полуночи - Александр Витковский"

Виталий, обладавший определенным кругом знакомств среди французских репортеров, освещавших темы военно-технического сотрудничества, знал, что, вращаясь в орбите одних и тех же людей и интересов, связанных работой на солидные общественно-политические средства массовой информации, он рано или поздно обречен на знакомство с этой журналисткой. Поэтому и не торопил события, и не просил общих приятелей по медийному цеху представить себя очаровательной коллеге. К тому же он не хотел быть инициатором такого контакта и положился на естественное стечение обстоятельств.

Так и вышло. Они случайно оказались рядом на пресс-конференции, которую устроило руководство «Военвнешторга» в шале для прессы на выставке Париж Аэрошоу в Ле-Бурже. Он – представитель российской компании-экспортера российской продукции военного назначения, она – обозреватель-фрилансер, сотрудничавшая с несколькими общественно-политическими и специализированными военными изданиями Франции, а также рядом серьезных зарубежных СМИ.

Ее короткий приталенный в стиле «болеро» жакет цвета деп лишэн – серого с едва уловимым зеленоватым оттенком – с недлинными узкими рукавами никогда не застегивался (на нем просто не было ни пуговиц, ни петель, ни крючков) и лишь прикрывал по бокам и спине легкую белую майку, облегающую невысокую упругую грудь, плоский живот и талию – тонкую, как ножка снифтера – рюмки для коньяка выдержки Х.О. Провоцировать пьянящее мужское возбуждение и женскую зависть продолжали ее узкие бедра, туго обтянутые (без единой морщины и складки) такими же деловито-серыми, как курточка, брюками, мастерски подчеркивающими стройность ее длинных ног. Неширокий, темно-красный с едва уловимыми глубокими бликами самба блестящий пояс, будто взмах крыльев неведомой птицы, застыл на бедрах, а сверкающая черненой сталью ажурная пряжка покоилась чуть выше бугорка Венеры, навязывавшего лицам противоположного пола такие феерические фантазии, от которых у них шевелились и начинали дыбиться не только волосы.

Завершали эту гламурную композицию подобранные в тон брючному костюму сумка-«тюльпан» и туфли на высоком тонком каблуке с узкими изящными вставками, инкрустированными радужно бликующими, словно капли росы, стразами. В общем – изысканно-утонченный замес демократичной элитарности, деловой строгости, изящно-небрежной элегантности с легким подтекстом эротичной раскованности и жестким стержнем уверенности в себе.

Коржавцев уже давно понял: эта дама не подделывалась под вызывающую сексапильно-фривольную моду, а естественно и органично выбирала для себя наиболее филигранные и значимые нюансы в находках лучших итальянских и французских кутюрье, напрочь отбрасывая пошлую мишуру, эпатаж и вычурность, от которых тащился бомонд главных европейских столиц, и никогда не тратила уйму денег, чтобы быть до одури модной и до глупости смешной. Она уверенно и достойно шла, нет, даже не шла, а легко, словно босиком по песку, шелестела среди окружающих ее людей и предметов – будь то в собственной квартире, на улице, в офисе или на светском рауте. И редкий мужчина, забыв о приличиях, до хруста в позвонках не сворачивал себе шею, глядя вслед этому природному совершенству, тонко ограненному флером одежды, неяркой косметики, не самых дорогих украшений и умопомрачительных ногтей.

Кстати, о ногтях.

На них никак нельзя было не обратить внимания. Виталий поймал себя на том, что просто впился в них взглядом, когда она ловко открыла заднюю крышку своего диктофона и поправила в нем пальчиковые аккумуляторы. Все тщетно. Они разрядились, и диктофон не подавал никаких признаков жизни.

– Извините, у вас случайно нет двух запасных батареек, – обратилась она к сидящему слева от нее соотечественнику-фотокорреспонденту?

– Нет, – буркнул тот, подставив к правому глазу окуляр своей фотокамеры с гигантским объективом и демонстрируя невероятную занятость, хотя пресс-конференция еще не началась.

Наблюдавший эту сцену Коржавцев хмыкнул про себя: «Нашла же к кому обратиться?! Да у «фотиков», тем более французов, зимой снега не выпросишь…»

– А у вас? – Женевьева неожиданно повернулась и вопросительно посмотрела на Виталия своими темно-оливковыми глазами.

– К сожалению, нет, – немного смутившись собственным вынужденным отказом, ответил он, – но… после пресс-конференции я могу дать вам свой диктофон с записью, и вы подготовите материал.

– А как же вы?

– Ну… я… – замялся Виталий. Уж очень ему хотелось помочь очаровательной соседке, с которой давно ждал встречи. – Отчет о пресс-конференции мне нужно подготовить к завтрашнему утру и…

– Значит, – улыбнулась она, – вы предлагаете мне сделать статью сегодня вечером, а сами будете работать ночью?

– Наверное… – пожал он плечами.

– Нет, так не пойдет, – сказала она, словно провела кошачьей лапой – мягкой, но с острыми коготками, в которых не трепыхнешься. – Я не могу принять такую жертву. У меня есть другое предложение.

– ?.. – Он вопросительно посмотрел на нее.

– Вы записывайте на свой диктофон всю пресс-конференцию, а потом мы пойдем в бар пресс-центра, прослушаем запись и вместе подготовим статьи для своих изданий. Ведь мы же не конкуренты? – вновь улыбнулась она. – А кофе – за мой счет.

Улыбнувшись в ответ, Виталий кивнул головой в знак согласия.

– Вам даже не придется тратиться на кофе. После пресс-конференции наша компания устраивает небольшой фуршет с тарталетками, канапе, пирожными и даже шампанским. А это, – он протянул ей пресс-релиз и информационные материалы, которые готовил для пресс-конференции, – поможет вам подготовить статью… Кстати, если нужен эксклюзивный материал, я могу попробовать устроить для вас интервью с руководителем делегации нашей компании.

– О, это просто здорово! Огромное спасибо, – рассмеялась журналистка. – Вот видите, благодаря вам я кругом в шоколаде…

Прессуха с руководством компании о продвижении российской авиационной военной техники зарубежным партнерам шла своим чередом, а Виталий, забыв обо всем на свете, исподволь наблюдал за своей новой знакомой – благо делать это было нетрудно, поскольку он сидел в кресле почти рядом с проходом у правой стены шале, и его соседка, внимательно глядя на трибуну, расположенную в центре небольшого подиума, была вынуждена слегка повернуть голову влево и не могла заметить пристального внимания сидящего справа от нее мужчины. Впрочем, иногда она оглядывалась, но Виталий вовремя замечал движение ее головы и успевал переводить свой взгляд на подиум. Улыбаясь, Женевьева секунду-другую смотрела на него, он чувствовал это и поворачивал голову в ее сторону. Их взгляды встречались, его рука с диктофоном начинала едва заметно подрагивать то ли от напряжения, а скорее всего, от волнения. Она же слегка касалась своими фантастическими ногтями уголков рта или поправляла прядь волос…

Да, в отличие от абсолютного большинства женщин, пожалуй, самым поразительным украшением Женевьевы были не дорогие серьги, колье, браслеты, бусы и кольца с бриллиантами, которые она могла себе позволить, но надевала крайне редко, а именно ногти. Длинные – изумительно завершенной и отточенной формы «стилет», они были словно продолжением ее таких же изящных и тонких пальцев. Узкую поверхность, отливающую мягким и глубоким многоцветьем перламутра, украшал ажурный узор из черной гель-краски, филигранно прорисованный тончайшей кистью. Он начинался с нижнего края ногтевого ложа и легкой вязью струился по краю ногтя почти до самого кончика. В это цвета безлунной ночи кружево со сканью причудливых завитков была вкраплена едва ли ни сотня ограненных страз разной величины – кристаллы Сваровски – от достаточно крупных у основания ногтя до самых маленьких у его окончания. Их мелкие радужные искорки удивительным образом – таинственно и волшебно – сливались с нежно-перламутровыми переливами «стилетов». Почти невесомый фон этого совершенства цветовой гаммы был словно притоплен в матовой глубине ногтевой пластины и создавал изящно-объемный, едва ли не голографический, эффект. В тон этой цветовой палитре можно было без особого труда подобрать самый разнообразный наряд – от строго делового костюма до пляжно-яркого, дышащего воздухом легкого платья. Восхищенно-цепкие, с плохо скрываемой завистью женские взгляды посетительниц дорогих ногтевых ВИП-салонов оценивали творение этих десяти миниатюр одного из лучших нейл-специалистов Европы почти в тысячу евро и были недалеки от истины. Самые близкие подруги Женевьевы знали, что для создания этого виртуозного произведения ногтевого искусства она проводила шесть-семь часов в небольшом, но весьма престижном салоне «Юник Стайл» в Праге (французские профессионалы этого направления моды явно отставали от своих восточных соседей), куда приезжала раз в три-четыре недели для коррекции или смены дизайна. «Быть можно человеком дельным и думать о красе ногтей», – француженка не читала пушкинского «Евгения Онегина», но, услышав это двустишие от Вероники – молодой русской хозяйки салона, превосходного нейл-мастера и обладательницы таких же роскошных ногтей-стилетов, полюбила и запомнила его. И от себя добавляла, что Эйфелева башня – это не «Железная дама Франции» у Йенского моста на Марсовом поле, – это лишь ее утонченно-роскошный ноготь-«стилет», поддерживающий небесный свод Парижа. А в ответ на любопытствующие вопросы друзей и знакомых по поводу того, как можно в повседневной жизни управляться с такими невообразимо огромными ногтями, продолжала цитировать Веронику: «С ними я могу все: водить машину, пеленать младенца, заниматься в тренажерном зале и даже прекрасно чистить картошку, – очень удобно острыми кончиками выковыривать глазки. Единственное, чего не могу, – так это играть в боулинг…» И если насчет картошки она слегка привирала – с этой не особенно приятной частью домашней работы прекрасно справлялся кухонный комбайн, то все остальное было сущей правдой.