Читать книгу "Громов - Игорь Цыбульский"

Второе призвание, кроме инженерного, у Сергея Всеволодовича открылось уже в последние годы. Он собирает и хранит все, что связано с прошлым и настоящим семьи Громовых. Это хорошо — в каждой семье такой человек должен быть.

Старший брат и младший. Эти фотографии всегда на рабочем столе Сергея Всеволодовича.

— Как-то я встретил во дворе белоголового подростка, — вспомнил Сергей Всеволодович, — и вдруг мне показалось, что он удивительно похож на Борю в таком же возрасте. Тогда я разыскал эту фотографию и поставил ее себе на стол.

Того мальчика я погладил по голове, сразу вспомнил, что и Борю взрослые частенько, проходя мимо, гладили по голове…

С фотографии внимательно и серьезно смотрит на меня большеголовый подросток с немым вопросом в глазах. Он как бы старается заглянуть сюда, в далекое третье тысячелетие, которое в голодное и холодное послевоенное время казалось просто недостижимым.

Таких вот серьезных и явно умных мальчишек действительно всем взрослым почему-то хочется погладить по голове. От этого воспоминания и сам как бы вдруг окунаешься в детство и с острым, щемящим чувством начинаешь перебирать все, о чем мечтал и думал тогда. И еще долго не можешь вырваться из странного оцепенения, в котором мысленно, как в старом черно-белом кино, просматриваешь свою жизнь в поисках того, что сбылось, а что нет…

— Я пытался понять, с чего начинаются мои собственные воспоминания, анализировал, что я помню, что позабыл, — размышляет Сергей Всеволодович. — Ну, если самые первые, то это только небольшие эпизоды.

Самые ранние — это война. 1943 год, зима. Бомбили наш мост железнодорожный. Были и другие случаи, когда объявлялась воздушная тревога, но бомбежек, кажется, больше не было. В старом доме были стены толстейшие, метровые. Меня будили, одевали. Мы шли не в бомбоубежище, а в коридор и стояли, пережидая налет. Там, бывало, и спали. Старший брат на полу, а я у кого-то на коленках.

Следующее воспоминание о том, как принесли из родильного дома Борю. Принесли его — маленького, завернутого в одеяло, и ящичек, в котором был Толя. Дело в том, что родилась двойня. Два мальчика Боря и Толя. Но Толя почти сразу умер. Теперь я думаю, что в жизни Бориса было так много всего именно потому, что он живет за двоих. За себя и за Толю.

Вот это первые собственные воспоминания. Все это я точно помню. Не то что мне об этом рассказали, и я поверил, что это мои воспоминания. Нет. На самом деле помню и даже вижу…

Б. В. Громов:

— Старший брат, Алексей, для меня всегда был идеалом, чем-то недосягаемым, как будто из другой жизни. Пожить с ним, как братья, мы так и не успели. Когда мне было три года, он поступил в Суворовское училище. Домой приходил лишь в субботу и воскресенье. Я с восхищением смотрел на взрослого брата, на его красивую форму, а сам прикрывал дырки на коленях — нищета тогда была жуткая.

Домой он один не приходил, только с друзьями. Нередко у нас в гостях был его товарищ, тоже суворовец, Юра Власов — будущий мировой и олимпийский чемпион по тяжелой атлетике. К их приходу бабушка готовила шикарный по тем временам обед.

Суворовцы влетали в квартиру, как свежий ветер, всегда веселые, нарядные, жизнерадостные, сразу садились за стол. Брата Сергея сажали с собой, меня спроваживали: «Мал еще». Чего уж они там такое обсуждали — свои учебные дела, преподавателей, а может, девчонок — не знаю.

Частенько они ходили в Суворовское училище на танцы. Мы с Сережей их туда провожали. Училище располагалось в центре города в красивом старинном здании. Со второго этажа, где находился актовый зал со старинными колоннами, доносились звуки духового оркестра. Там сверкала огромная люстра, и через окна видны были нарядные девушки и суворовцы в парадных белых кителях. Нас с братом, конечно, туда неимоверно тянуло.

После Суворовского Алексей окончил Рязанское пехотное училище. Лейтенантом был направлен в Наро-Фоминск, а затем в Венгрию, где только что закончился, как тогда писали, «контрреволюционный мятеж». Письма он присылал нечасто. Из них можно было понять только то, что служба идет нормально. За старшего в семье были спокойны. Им гордились.

В 1963-м, когда я учился в военном училище в Петергофе, Алексея в сопровождении врача привезли из Будапешта. Рак лимфатических желез. В Венгрии ему, оказывается, сделали две операции. В Саратов привезли, чтобы он пожил в родных местах.

Первое время он лежал дома, потом в госпитале. Во время моего курсантского отпуска мы с Сережей попеременно дежурили в палате у брата. Он безнадежно угасал.

Мне необходимо было уезжать. Когда я прибыл в училище, меня уже ждала телеграмма — Алексей умер…

Бабушка и дедушка Громовых по линии отца скончались до войны, и младшие Громовы их не знали. Неизвестно почему, но из отцовской родни в дом на набережной никто не приезжал и не пытался встречаться.

Отец погиб в 1943 году, о чем свидетельствует сообщение-похоронка. По этому документу Борю приняли в Суворовское училище.

Так получилось, что отца братья Громовы не знали.

Сергей Всеволодович признался, что в детстве думал, будто дедушка это и есть его папа.

Дедушка, Лебедев Дмитрий Федорович, был известный в городе человек. Юрист с высшим образованием. Окончил Московский университет. Людей с университетским дипломом в тогдашнем Саратове можно было по пальцам перечесть.

Его жена, бабушка братьев Громовых, Елизавета Анатольевна Лебедева происходила из дворянской семьи. Образование получила в Саратовском Мариинском институте благородных девиц.

Дмитрий Федорович родился в Моршанске Тамбовской губернии. Елизавета Анатольевна родом из Кузнецка Саратовской губернии, сейчас это Пензенская область.

Бабушка рассказывала, что хотя они и были дворяне, к ним все в округе очень хорошо относились. В революцию соседние поместья разорили и пожгли, а их не тронули. Местные крестьяне даже охраняли усадьбу от тогдашних налетчиков.

Имеется в семейном «иконостасе» старинная фотография самого давнего предка Громовых — прабабушки. Позади нее история Громовых уходит во тьму, только смутные и не очень достоверные легенды. К сожалению, почти во всех современных российских семьях память о предках простирается не дальше третьего колена. У прабабушки очень интересное серьезное и волевое лицо. Если присмотреться, то понятно, что вся нынешняя громовская порода похожа на прабабушку.

— По нашей бабушке видно, как много полезного давало в свое время дворянское воспитание, — рассказывает Сергей Всеволодович. — Оно даже в наше время передалось, как бы уже с генетической памятью. Хотя нынешние условия жизни совершенно не похожи на те, в которых жили и воспитывались прабабушки и прадедушки.

Воспитание нашей бабушки не позволяло не то что физически наказывать, но даже ругаться или кричать на детей. В то же время бабушка умела так сказать, что мы сразу все понимали и очень боялись ее недовольства. Мы улавливали самые тонкие оттенки ее голоса.